— Есть много причин, почему её используют. Некоторые считают, что это из-за древнегреческого перевода; другие говорят, что это потому, что нет двух одинаковых апельсинов. — Я продолжаю смотреть на неё, ожидая, когда она перейдёт к делу. — Но в основном, на испанском это означает "моя вторая половина". Или моя лучшая половина. Но чаще всего её используют вместо чего-то вроде "родственной души".
Мир перестаёт вращаться.
Негромкая рождественская музыка, звучащая через громкоговоритель, затихает.
Исчезает суета и суматоха покупателей, делающих последние покупки.
— Прости, что?
— Он называет тебя
— Что? — спрашиваю я, и небольшой, полный ужаса смешок срывается с моих губ. — Нет. Боже, нет. Ты, должно быть, перепутала. — Она медленно, почти печально качает головой.
— Это поговорка. Её невозможно спутать, Эбс.
— Он сказал это после нашей первой ночи вместе, Кэт, — говорю я, и паника охватывает меня.
Не потому, что мне не нравится Дэмиен.
Мне чертовски нравится этот мужчина.
Он нравится мне абсолютно больше, чем должен нравиться мужчина, с которым не предполагалось быть дольше шести недель.
Мне нравится этот мужчина так, что я вижу будущее с ним. Будущее, которое мне не дано видеть. Будущее, которое невозможно, учитывая то, как начались эти отношения.
Я в панике, потому что, если это правда, если всё это время это было больше — я потеряла все моральные устои. Я потеряла всякую надежду на то, что смогу представить это в своём воображении как нечто иное, чем действительно дерьмовый поступок по отношению к другому человеку.
Когда это было развлечением, было легко убедить себя, что ничего страшного в этом нет.
Когда вокруг бросают такие слова, как "родственная душа", чувства ранятся.
И я не хочу быть таким человеком.
И хотя мне хочется сесть и расспросить Кэт о каждом мельчайшем переводе этого дурацкого слова, я не делаю этого, потому что чары замедления заканчиваются, и я провожу остаток смены, бегая по магазину, помогая покупателям и больше не пересекаюсь с Кэт.
Но когда я ухожу, направляясь домой, чтобы собраться, я думаю только о том, как мне нужно сказать Дэмиену.
Глава 27
23 Декабря
Эбби
— Мне нужно сказать ему, Кэм, — говорю я низким голосом, пока она аккуратно расчёсывает распущенные локоны с бигуди, которые она помогла мне уложить.
Когда я вернулась домой с работы, Кэм уже была у меня дома, собирая вещи для послеобеденной подготовки.
Она хорошая подруга, старается помочь мне снять тревогу, но я знаю, что какая-то её часть хотела быть здесь на случай, если ей понадобится отговорить меня от разговора, который нам предстоит.
Её рука останавливается на полпути, её глаза встречаются с моими в зеркале моего туалетного столика.
Её глаза потрясённые, широкие.
Мои — мягкие, обеспокоенные и, честно говоря, немного нервные.
— Что?
— Мне нужно сказать ему, — повторяю я, делая глубокий вдох. Расчёска скользит по остальным моим волоса, прежде чем она делает шаг назад и садится на изножье моей кровати. Её брови сходятся в замешательстве.
— Я не…, — начинает она. — Я не понимаю.
— Сегодня, прежде чем мы отправимся на вечеринку, я собираюсь признаться. Расскажу Дэмиену всё.
— Но… почему?
— Это уже не просто, Кэм. Это пиздец, правда. Я больше так не могу. Я должна была сказать ему несколько недель назад. После первого свидания я должна была сказать ему. Я законченная тварь, что позволила этому продолжаться так долго.
— Нет, это не так. Ты… У нас есть план, Эбби. — Напряжённый воздух разочарования окутывает её слова. — Мы так близки.
— Кэм. — Я произношу её имя спокойно, но уверенно. С состраданием, но и с твёрдостью. — Это моя жизнь. Это не план. Это не… Это не игра. Я не должна была позволить этому зайти так далеко.
— Так почему же ты это сделала? — спрашивает она, её голос стал холодным. Она отвечает мне прежде, чем я успеваю даже попытаться ответить на вопрос. — Я знаю, почему. Потому что ты хотела этого, Эбби. Ты хочешь этой мести. Ты хочешь увидеть лицо Ричарда, когда ты войдёшь под руку с Дэмиеном, хочешь увидеть его лицо, когда ты покажешь ему, что он облажался.
— Я хотела, Кэм. Хотела. Ты права. Мне было больно, и я была зла, и я хотела получить своё. Но сейчас? Это
— Ты не можешь этого сделать, Эбби.
— Почему? — спрашиваю я. Я всё ещё не повернулась лицом к трюмо, глаза всё ещё смотрят на неё через зеркало.
Хотя, мой голос низкий. Мягкий. Успокаивающий. Как голос, которым разговаривают с ребенком или раненным животным.
Её глаза выглядят так же. Обида, боль.
И тут все мои мысли подтвердились.
Кэм использовала этот процесс, чтобы успокоить свою собственную боль.