Как вечная мечта каждого настоящего мужика звучала она. И Фиалки, и ( не смейтесь) Запеканкина. Каждого для кого жаркая ночная страсть всегда лишь увертюра к великой и непостижимой симфонии общей жизни: со взлетами и падениями, с победами и триумфами, с радостным ощущением нужности и непредсказуемым финалом.
She takes the winter
She makes the summer.
- Послушай Запеканкин - сказал Фиалка, отрываясь от раздумий.- Подойди сюда. Я кое-что припас для тебя. Петр, я попрошу тебя спрятать твою дурацкую щепетильность. Подожди, дай договорю. Лично тебя это не касается. Это для Сергуни.
- Какое красивое - сказал Запеканкин, увидев кольцо.
- Тебе нравится?
- Конечно. Но оно, наверное, жутко дорогое?
- Это совершенно не важно, поверь мне.
- Нет, Антоша смогу ли я принять такой подарок?
- Этот подарок не для тебя, если ты это еще не заметил.
- Мне, кажется, оно бы ей очень пошло.
- Вот видишь. Ты сам соглашаешься, что это красиво.
- Я не спорю, Антоша. Но это так шикарно для меня.
- А тебе его никто и не дарит.
- Может. Не знаю. Как бы получше сказать.
- Говори, чего ты мямлишь.
- Может все-таки не надо. Мне так не удобно.
- И все-таки я настаиваю. Ты сам признаешь, что это здорово.
- Я не отказываюсь, но это..
- Ты возьмешь кольцо?
- Не знаю, честное слово.
- Да, возьмешь.
- Но это как-то...
- Запеканкин!!! Не начинай!!!
И пусть легендарный американец в мягкой шляпе с черной креповой лентой и широких брюках под двубортным гангстерским и президентским плащом с поднятым воротником пел в это же время в тысячах других мест, именно здесь, на девяти квадратных метрах ветхого жилого фонда под никем, никогда несосчитанным звездным небом, он пел наиболее правильно. Так как надо пел.