- Все было так как Антоша сказал. - ответил Запеканкин Чулюкину. Он мог добавить, но сдержался, о том, что это было одним из бесчисленных их путешествий по ночному городу. Они с Антоном никогда не придерживались заранее выбранных маршрутов, поэтому этот двор совершенно случайно оказался на их пути. Обычно они бродили по блестящим китовым спинам улиц, слушали дремлющий город, разговаривали с ним, когда он беспокойно ворочался, страдая от бессонницы, на своей постели, где в ногах у него был Южный рынок, а голову, как успокаивающий компресс, накрывал лесной массив Пышек. Иногда, прячась в тени, останавливались у окон. Нет, они не воровали чужого счастья и не радовались чужому горю. Они просто смотрели и настойчиво думали. Каждый о своем. Каждый обо всех. Порой парадоксальный Антон искал в ночном городе общества, раздраженно говоря Петру, что совсем не находит его при дневном свете. Они забирались в гущу домов, выбирали самый уставший двор. Антон становился в центре двора, раскидывал крестом руки и начинал медленно кружиться. Напрягая всю силу легких, он кричал и голос его, вслед за кружением, виток за витком, спиралью уносился в небо.
- Лю-у-у-ди! Я люблю-ю-ю-у вас!
Сначала ничего не происходило. Но вот по-птичьи начинали трещать форточки. Вспыхивали огни на кухнях, почему-то всегда на кухнях. Из потревоженных окон раздавалась нестройная, не понимающая что к чему, брань. Антон продолжал, достигая наивысшей кульминации.
- Люблю-у-у-у! Уроды вы этакие.
Брань набирала силу, захлебывалась, мыча что-то нечленораздельное. Тогда в Антона летели бутылки. Пластиковые и стеклянные. Бросались мусорными ведрами и книгами. Нужными и ненужными предметами. Однажды в Антона запустили старым телевизором. Десять минут назад тихий и спокойный двор превращался в кипящее жерло вулкана. Из подъездов выбегали разъяренные мужчины в семейных ситцевых трусах и с дубинами. Мчались во все стороны растревоженные кошки и собаки. Орали дети, крякали автосигнализации. Фиалка хватал Запеканкина. Они мчались прочь, петляя как зайцы, сбивая погоню со следа. Они забивались в глухой переулок и возбужденный Фиалка, обхватив Петра, прерывисто шептал.
- Видел, Запекан? Слышал? Все как один. Понимаешь ты. Вместе!
После этого они обычно выбирались из спальных районов. Коротко перекуривали на низкой скамейке под дряхлыми развалинами парковых вязов, бродили у неясных очертаний иезуитского костела в сиротском сереньком платье. Они видели, как месяц причаливает к кружевному костельному кресту. Шли через городской сквер со знаменитым фонтаном. По чьей-то прихоти, его, бывало, включали зимой, и на его острие вырастала ледяная лавровая ветвь. Обходили справа каменную кифару, поднимались на гору, становились на самый край обрыва и парили над живым серебром реки, спускались на набережную, склонялись над водой, и биение их сердец сливалось с ритмичной пульсацией реки. Но в этот раз все вышло иначе. Растревожив двор, нечаянно ставший заложником научных изысканий Фиалки, они побежали к "Золотому теленку" заведению приличному и мордатому. За ними гналась патрульная машина, подкалывая их в спины кинжалами фар. Они могли скрыться. Не было ничего сложного. Повернуть направо и нырнуть в пятиэтажные лабиринты бульвара. Запеканкин так и сделал бы. Но с ним был Фиалка. Не мог Фиалка бежать. Не мог. Остаток ночи они провели в обществе трех образованных клошаров с пьяного угла, привольной развалистой забегаловки у ДК Химиков. Давно немытых и оборванных, но трезвых и с газетами в руках. Был спящий дебошир. Он лежал рядом с лавкой. Время пролетело незаметно. Антон затеял дискуссию с клошарами о вреде постоянного жилища. Сошлись на том, что крыша не имеет права довлеть над личностью. Когда Антону надоело сидеть, он начал ломиться в запертые двери, требуя у измученных дежурством милиционеров все подряд, то, что приходило в голову, от адвоката до арахисовой канапки с шоколадно-карамельным муссом. Когда Фиалку и Запеканкина призвал к себе Чулюкин, были счастливы клошары и милиционеры. Была счастлива, не осознавая этого, неподъемная персона у лавки. Антон прекратил в запале топтаться по ее ни в чем не повинному мятому костюму. Антон удалось объединить необъединимое. Две стороны Луны увидели друг друга. Охотники обнялись с дичью.
- Невообразимая чертовщина - дымчатые хамелеоны рванули ввысь и резко спикировали на сцепленные замком руки.
- Как угодно, Чулюкин. - ответил Фиалка. - Так как я осведомлен о твоих фантазиях, Чулюкин. Полагаю, назревает штраф? Давай быстрей и мы отчаливаем.
Чулюкин потомил Фиалку и Запеканкина в течении некоторого времени. Спросил у Запеканкина, почему тот ушел от Звонкова. Получил ответ от Фиалки про школу Дедов Морозов. Майор выписал штраф. Фиалка потребовал квитанцию. Чулюкин квиток выдал, но предварительно пробарабанил этот вопрос по лбу того, кто имел дядю, в свою очередь, в честь которого , была названа артистка Клавдия Шульженко и клавиатура компьютера.
- Мелкий таракан на сальце хуже чем капкан на пальце. - отметил Антон, рассматривая корешок квитанции.