В ту ночь не спалось и Грише, мысли роились в голове как вечерняя мошкара вокруг фонаря. Как-то все так неожиданно закрутилось. Три года, а как будто вчера произошло. Неожиданное появление Милы, теперь вот Анжела. Он только почувствовал себя счастливым, дела фермы встали на поток, какая-никакая прибыль, но была. Гриша болел за свое дело душой, чего прежде с ним не случалось. Конечно, в Москве доходы были совсем другие, но трудился он чисто механически, вижу цель – иду вперед любой ценой. Не допускал даже мысли, чтоб вернуться обратно в деревню ни с чем, засмеют. Казалось, что на этом жизнь кончится, а вышло все наоборот, жизнь не только не кончилась, а заиграла совсем другими красками. Нескончаемый водоворот дел и тут не отпускал его ни на минуту, но Гриша чувствовал, что энергия его идет в нужное русло, не растрачивается на пустые пьянки и вечеринки, на хвастовство новыми коллекциями брендов друг перед другом, осознал он вдруг, что в этой бесконечной погоне быть круче всех в тусовке нет победителя, это вечная изматывающая гонка, а завтра придут новые, более успешные, более богатые, ставки вырастут, а человеческая душа лишь продолжит обесцениваться. То, что выбыл он из этого соревнования, поначалу конечно, было обидно, а потом как камень с души упал, не нужно никому больше ничего доказывать.
– Милка, – прошептал Гриша в темноте, – не думал я, что и ты стервой такой окажешься, просчитался, а так хотелось верить, что по любви все было. Хотя, может Анжелка специально врет, что ты до меня к Потапову клинья подбивала, а он тебя отверг. Да и какая уж теперь разница? Если б на самом деле любила, раньше б спохватилась, а не спустя три года.
– Зато теперь понятно зачем женушка заявилась, деньги понадобились, но я тоже не пальцем деланный, а вот не развелся-то зря, с дуру на нее понадеялся. Теперь надо думать, как «совместно нажитую» ферму за собой сохранить. Лучше с Анжелкой не конфликтовать, характер у нее адский, мало того, что визжать будет, так еще чего доброго в суд пойдет.
Измученный мыслями, Заметайкин начинал проваливаться в сон. Мышцы отяжелели, по телу побежало приятное тепло и глубоко зевнув, Гриша забылся.
Рассохшиеся полы надрывно скрипели, в сенях царил полумрак.
Странный полумрак, будто тусклый свет фонарика прорубал тоннель, а над ним висела тяжелая, беспроглядная тьма. Она давила, мучила и душила. Но руки пусты и в них нет никакого фонаря, а ноги утонули в каком-то сером и липком тумане. Темнотой зияла приоткрытая входная дверь, за ней тоже стояла мгла.
– Какой-то абсурд, я точно помню, что закрыл ее на щеколду, она не может быть открытой.
Сердце зашлось ужасом в груди, Гриша глотал жадно воздух, но легкие не чувствовали его. Он ощущал себя беспомощной рыбой, выкинутой на берег. Заметайкин стоял посреди сеней и не решался приблизиться к распахнутой двери.
В соседней комнате послышались шаги и дверь за его спиной резко распахнулась.
По спине бежал холодок, ведь в доме он ночевал один. Отбойные молотки в ушах заглушали все внешние звуки. Гриша ничего не слышал кроме этих монотонных стуков у себя в голове, но чувствовал, что позади него кто-то есть. И этот кто-то дышит ему в спину, не слышно, словно волна теплого воздуха бьется о шею, касается ушей, колышет волосы.
На кровати в его спальне лежал мужчина, сильные руки покоились поверх стеганого одеяла и ни один мускул не двигался на его лице.
– Это моя кровать, кто этот мужчина? Он живой? – задыхаясь от ужаса, думал Гриша. И только сейчас он вдруг неожиданно осознал, что парит в воздухе над этим мужчиной. – Мои руки? Что стало с моими руками? – пытался выкрикнуть он, но из открывавшегося рта не выходило и звука.
А самое жуткое было то, что его тело лежало прямо перед ним, на кровати.
–Дыши, дыши, надо набрать в легкие побольше воздуха, ну давай же! ты можешь! Двигайся, это твой последний шанс! Тело налилось свинцом, отказываясь пошевелиться, теперь он был внутри, Гриша это чувствовал. Словно крохотная песчинка в теле великана, которое ему абсолютно неподвластно. Он не мог не то, что разогнуть пальцы, даже сдвинуть их на миллиметр не представлялось возможным. Горло сдавливало все сильнее, словно тяжелый валун водрузили на грудь, закрывая окончательно доступ кислорода. Гриша корчился на подушке открыв рот, не произнося при этом ни звука. Оглушительный удар молота по металлическому брусу, означающий время для выгона скота на пастбище, выдернул Гришу из забытья, он распахнул глаза, полные ужаса.
Глава 7 Милка