Новолуние

Пиперазин заметил возвышеность ее скульптурного вещества и правильную овальность большинства очертаний, но крапинки ее джинсов сливались с крапинками стоящего рядом пассажира, поэтому Пиперазин никак не мог понять, где она, а где пассажир. Пиперазин подался вперед, но билетный компостер продолжал упорно загораживать выпуклость ее верхнего бюста, к тому же он был такого же цвета, как ее маникюр. Автобус качнуло на повороте, Пиперазин разглядел грациозную пуговичку чуть ниже ее талии и непроизвольно передвинулся на пару шагов к передней площадке, но все же никак не мог понять, где ее рука, а где спинка сиденья - рукав с обивкой были одинакового оттенка. "Ставлю вопрос на голосование", - сказал оратор. Послышался звук открывающихся кингстонов. Волнение Пиперазина передалось Сьюзи; она нервно оглянулась и расстегнула молнию на своей блузке... Пиперазин давно подозревал какую-то взаимосвязь всех предметов, событий и явлений, и сейчас чувствовал эту взаимосвязь всеми клетками своего тела, спешно протискиваясь вперед. Шел подсчет голосов, в трюмы изо всех сил хлестала вода, крысы одна за другой прыгали в кильватер... Сьюзи нервным жестом распустила волосы. Пиперазин споткнулся о коврик на полу, но удержал равновесие. Сьюзи, вынырнув левым плечом, а затем так же - правым, порывисто стащила с себя блузку и сбросила ее на пол... В зале послышались апплодисменты. Автобус качнуло. Корма медленно задралась и понемногу пошла вверх. Пиперазин пытался разобрать, где кончается ее локоть, а где начинается колено сидящей напротив дамы, но никак не мог, хотя до Сьюзи оставалось уже не более двух шагов; она тем временем, умоляюще поглядев на него, расстегнула джинсы и томно провела ладонью где-то под ними... Пиперазин хотел дотронуться до нее, но поймал в воздухе только металлический поручень. По палубам скользили и катились незакрепленные предметы; нос зарывался в воду, корма поднималась все выше. Сьюзи терлась головой о табличку "Не стойте спобыху!", конвульсивными движениями стаскивая с себя одежды; Пиперазин, поглощенный зрелищем проявления имевшихся до сих пор только в его воображении картин, раскрыв рот, комкал в кармане носовой платок, он не мог еще до конца понять, где Сьюзи, а где остальное, но ясно видел ее горячий профиль, блаженно опущенные ресницы и верхние зубы, прикусившие спелую нижнюю губу; ежевика, персики, вишни - вздох открывающихся дверей автобуса... В этот момент Сьюзи дотянулась до задней пуговички бюстгальтера, и под бурные, продолжительные апплодисменты, переходящие в овацию, крен превысил сорок пять градусов, и раздавшийся страшный грохот заглушил все остальные звуки это сорвался с места реактор двигателя, проломив при падении все носовые переборки; корпус судна встал почти вертикально, продолжая погружаться мелкими толчками метр за метром - над водой оставалась уже только его четверть... Ритмично вздрагивала земля. С хрустом лопались одна за другой кормовые переборки под натиском воды. Пиперазин стиснул поручень обеими руками и затряс головой, ощущая неистовое блаженство... То же самое чувствовали все окружающие предметы и вещества, что продолжалось добрый десяток секунд, пока все не стихло...

Сьюзи сидела на полу, забывшись от счастья. Пиперазин окончательно любовался ее незащищенностью и откровенной естественностью, только не мог понять, где ее голова, а где женский профиль на сумке... По воде расходились последние круги, изломанные рябью волн, и в их центр из глубины поднимались пенистые пузыри воздуха. Наконец Пиперазин поправил на себе одежду и вышел наружу из автобуса вслед за остальными пассажирами, которые тоже вышли еще гораздо заранее.

...С первого взгляда он обнаружил, что тонкое здание на горизонте теперь отсутствует. Правда, горизонт здесь полностью отличался от видимого с его балкона, однако это еще ни о чем не говорило. Пиперазин выключил приемник и кинулся в метро, чтобы выяснить, живы ли его друзья - но не смог доехать до нужной станции, потому что из-за перемещения пластов земли вследствие землетрясения схема метрополитена полностью перепуталась: после Щукинской шла Тургеневская, а сразу за Красными воротами Площадь Ильича, и так далее. Поотваливалась еще часть кафеля на Академической и Профсоюзной, ну а в остальном все было по-прежнему; промучавшись с полчаса, Пиперазин вылез обратно опять на Новых Черемушках.

В небе не было ни облаков, ни ветра. Солнце заваливалось за восьмой сектор эклиптики. По улице маршировали солдаты и пели:

"Горела хата у Панкрата,

И вместе с ней горел Панкрат,

А мимо храбрые ребята

Шли непредвзято на парад.

Достойно славные ребята

На страже Родины стоят:

Враг не пройдет в родную хату!

Гори спокойно, наш Панкрат!"