Новолуние

— Я думаю, справлюсь, — сказал он и затем нахмурился. — Если бы я знал, что ты так отреагируешь на подарок, то я заставил бы тебя открыть его перед Карлайлом и Эсми. Я думал, что ты будешь жаловаться.

— Конечно, это слишком. Но я собираюсь взять тебя с собой!

Он захихикал.

— Теперь я жалею, что не потратил деньги на твой подарок. Я не представлял себе, что ты способна быть разумной.

Я отложила билеты и дотянулась до его подарка, мое любопытство разгоралось. Он взял его у меня и развернул также как и первый.

Он возвратил прозрачную коробочку CD с чистым серебряным компакт-диском внутри.

— Что это? — спросила я озадаченно.

Он промолчал; взял компакт-диск и вставил его в проигрыватель на ночном столике. Он нажал — плэй-ни мы замерли в тишине. Потом заиграла музыка.

Я слушала, безмолвно и с широко открытыми глазами. Я знала, что он ждал моей реакции, но я не могла говорить. Слезы хлынули, и я вытерла их прежде, чем они потекли по щекам.

— Рука болит? — спросил он встревожено.

— Нет, дело не в руке. Это прекрасно, Эдвард. Ты не мог подарить мне ничего другого, что я полюбила бы так сильно. Я не могу в это поверить.

Я замолчала, чтобы послушать. Это была его музыка, его произведения. Первая пьеса на CD была моей колыбельной.

— Я не думал, что ты позволишь притащить сюда фортепиано, а так я смог тебе сыграть здесь, — объяснил он.

— Ты прав.

— Как твоя рука?

— Все прекрасно.

Вообще то, она начинала пульсировать под повязкой. Мне нужен был лед. Я согласилась бы на его руку, но это отдалило бы его от меня.

— Я принесу тебе Тайленол.

— Мне ничего не нужно, — возразила я, но он ссадил меня с коленей и направился к двери.

— Чарли, — зашипела я. Чарли не знал, что Эдвард часто оставался у меня. У него был бы удар, если бы ему стало все известно. Но я не чувствовала себя виноватой обманывая его. Ведь мы не делали того, чего бы он не хотел.

— Он меня не поймает, — пообещал Эдвард, тихо исчезая за дверью… и вернулся раньше, чем дверь акрылась. В одной руке он держал стакан из ванной, а в другой таблетки.

Не споря, я выпила таблетки, которые он вручил мне — я знала, что проиграю спор.

К тому же, рука действительно начала меня беспокоить. Моя колыбельная, нежная и прекрасная, продолжала звучать.

— Уже поздно, — заметил Эдвард.

Он поднял меня с кровати одной рукой, сдернул покрывало другой и положил меня на подушку, подоткнув одеяло со всех сторон. Лег рядом со мной на одеяло, чтобы мне не было холодно, и обнял. Я положила голову ему на плечо и счастливо вздохнула.

— Еще раз спасибо, — прошептала я.

— Пожалуйста.

На несколько минут воцарилась тишина, пока я слушала окончание своей колыбельной. Началась следующая песня. Я узнала любимую песню Эсми.

— О чем ты думаешь? — спросила я шепотом.

Он колебался несколько секунд прежде, чем мне ответить.

— Вообще-то я думал о — правильном-ни — ошибочном.

Я почувствовала, как холодок пробежал по позвоночнику.

— Помнишь, как я решила, что хочу, чтобы ты не игнорировал мой день рождения? — я спросила быстро, надеясь, что было не слишком ясно, что я хочу отвлечь его.

— Да, — он осторожно согласился.

— Хорошо, я думаю раз все еще мой день рождения, я хочу чтобы ты снова меня поцеловал.

— Ты прожорлива сегодня.

— Да, я прожорлива, но, пожалуйста, не делай того, чего не хочешь делать, — добавила я, задетая.

Он засмеялся, и затем вздохнул.

— Небеса не позволяют делать, то что я не хочу делать, — сказал он странно отчаянным тоном, протягивая руку к моему подбородку и поворачивая мое лицо к своему.

Поцелуй начался почти так же обычно, Эдвард был осторожен как всегда, и мое сердце начало слишком остро реагировать, как и всегда. И затем что-то изменилось. Внезапно его губы стали более настойчивыми, его свободная рука запуталась в моих волосах и сильнее прижала мое лицо в его лицу. И хотя, мои руки тоже запутались в его волосах, и я начала пересекать, установленные им границы, на этот раз он не остановил меня. Его тело было холодным, но я страстно прижималась к нему.

Он резко остановился и нежно отодвинул меня крепкими руками.

Я свалилась обратно на подушку, задыхаясь, голова кружилась. Что-то зашевелилось в памяти, неуловимо, на грани.

— Прости, — сказал он, тоже затаив дыхание. — Я превысил границы.

— Я не возражаю, — я задыхалась.

Он, нахмурившись, посмотрел на меня в темноте.

— Попробуй уснуть, Белла.

— Нет, я хочу, чтобы ты поцеловал меня снова.

— Ты слишком высоко оцениваешь мое самообладание.

— Что тебя больше соблазняет: моя кровь или мое тело? — я бросала вызов.

— Связь того и другого. — он коротко усмехнулся сам себе, и затем снова стал серьезным. — Теперь, почему бы тебе не перестать испытывать на прочность свою удачу и попробовать уснуть?

— Прекрасно, — согласилась я, прижимаясь ближе к нему. Я действительно чувствовала себя обессиленной. Это был долгий день во всех смыслах и я не чувствовала никакого облегчения от его завершения. Как будто завтра случится что-то гораздо хуже. Это было глупое предчувствие — что могло случиться хуже сегодняшнего? Только шок, догоняющий меня, без сомнения.