Новоорлеанский блюз

Когда Зикей выходил из крааля Мусапе, у него на душе было мрачно и темно, как бывает на небе в сезон дождей, но тяжелей всего ему было оттого, что прошлой ночью он видел, как его лучший друг шел, держа в своей руке руку его возлюбленной Вачеке. Однако кровь Зикея была чиста, и он принял этот поворот судьбы с изяществом полета птицы бока.

— Друзья мои, — сказал он, обращаясь к Мателе и Вачеке, — желаю вам счастья в любви и считаю, что судьба правильно расставила всё по своим местам.

Матела молча кивнул, а Вачеке опустила голову и глаза ее наполнились слезами — ведь Зикей до этого момента не обмолвился с ней ни единым словом, а сейчас его голос напоминал скрежет двух камней, трущихся друг о друга. Зикей пошел к своему краалю, и в течение многих дней никто из жителей деревни Мапонда не видел его.

Через две недели болезнь закулу выбрала наконец своей жертвой Мателу. Это несказанно обрадовало его отца, хотя страдания больного сына были ужасными и не шли ни в какое сравнение с тем, что ему доводилось наблюдать прежде. В большинстве случаев болезнь закулу продолжается не более недели, однако Мателу лихорадка трепала почти месяц, в течение которого он впадал то в забытье, то в состояние прострации, словно паук шангу, стерегущий свою нору в песчанике. Однажды Мусапе даже показалось, что его сын умирает.

Матела настолько ослабел, что проклятье, которое он обрушил на голову Зикея, вскоре сошло на нет, так же как и магические чары, околдовавшие Вачеке. Однако Зикей не почувствовал облегчения от исчезнувшего проклятия, поскольку очень переживал за судьбу своего друга. Вачеке также не заметила вновь обретенной свободы, ведь и она боялась за юношу, которому подарила любовь. Однажды Зикей и Вачеке, встретившись у постели Мателы, приветствовали друг друга, но их лица при этом были печальны. Вопреки тому, что творилось на душе у Зикея, он не сводил глаз с Вачеке и ему снова захотелось петь. Душа Вачеке была преисполнена печали, но она, слушая речи Зикея, думала о том, что его голос вновь обрел прежнее благозвучие. Но Зикей не запел, а Вачеке ничего не сказала.

Однажды утром лихорадка наконец покинула тело Мателы и все обитатели деревни Мапонда вздохнули с облегчением. Мусапе с трудом удалось сдержать радость, когда он омывал лицо сына и смачивал его губы водой. А что до самого Мателы, то он был слаб, как новорожденный теленок, а на душе у него было тяжко и темно (ведь в беспамятстве и кошмарных сновидениях он узнал многие премудрости закулу). Зато теперь он ясно понимал, что хотел бы делать в будущем.

— Как хорошо, Матела, что ты наконец очнулся и пришел в себя, — сказал Мусапе.

— Отец, — помедлив, произнес Матела, — я прошел через страдания и после болезни стал закулу и стал взрослым. Поэтому сейчас я хочу жениться и как можно скорее.

Лицо Мусапе озарила гордая улыбка.

— Конечно, сын мой, ты вправе так поступить. А кого ты выбрал своей невестой?

— Вачеке.

Лицо Мусапе помрачнело, он закусил нижнюю губу, да так сильно, что на ней показалась кровь. Он стиснул руки с такой силой, что захрустели суставы, а затем затряс головой, как вылезшая из воды собака.

— Вачеке? — наконец выдавил из себя Мусапе. — Ты не можешь жениться на Вачеке. Потому что она дочь вождя, а ты теперь закулу. Есть закон, объявленный самим Тулоко, который запрещает браки между потомками вождя и закулу — ведь вождь отвечает за людей, а закулу несут ответственность за вождя.

Матела молча смотрел на отца, а затем закрыл лицо ладонями. Он ощутил в душе такую пустоту, будто вдруг превратился в скелет, обглоданный шакалами; ему не оставалось ничего другого, как только проклинать свою судьбу. Хотя Матела и сам все это знал, будучи закулу, он не мог смириться с несправедливостью, преподнесенной ему судьбой.

В тот вечер Матела впервые встал с постели, к которой приковала его болезнь; вместе с Вачеке и Зикеем он сидел на берегу пруда, и они следили за пугливыми антилопами, пришедшими на водопой. Матела рассказал то, что объявил ему отец, и при этом в голосе его было столько страсти, сколько зерна обычно бывает в зерновом амбаре в голодное время. Зикей, сердце которого было добрым и чистым, положил руку на плечо друга и невнятно пробормотал что-то утешительное. Вачеке потупила взор, чтобы скрыть от юношей, какое облегчение принесли ей слова Мателы.