Новоорлеанский блюз

У Мусы всегда были затруднения со временем, поскольку, будучи закулу, он вынужден был одновременно пребывать сразу в нескольких временах (особенно в своих снах). Ну как, скажите, возможно вообще говорить об «опоздании», когда вы заглядываете в будущее, находясь в настоящем? Это же неразрешимая головоломка. Но Тонго почему-то совсем не проявлял сочувствия к Мусе, будучи уверенным в том, что раз ты существуешь во всех временах сразу, то уж, будь добр, никогда не опаздывай.

Муса опаздывал сегодня именно потому что его сны, как обычно, держали его в своих объятиях и он приложил немало сил к тому, чтобы оторвать свое тело от подстилки, на которой спал. Он был обеспокоен, потому что такие ясные и живые сны всегда имели для него большое значение и всегда указывали на предстоящие перемены в настоящем, а возможно, и в прошедшем, а также и в будущем. Каждый закулу знал разницу между «сейчас» и «тогда», или разницу между осознанным и подсознательным; в этих вопросах все сводилось к мироощущению. Разделение времени смахивало на нелепые до смешного попытки колониальных мусунги разделить Страну Луны, как будто кто-то просил их заняться этим. Отделить личность от окружающих все равно, что разделить рукопожатие, или отделить сны от действительности, или разделить два тела, слившихся в порыве страсти. А раз так, то любой закулу является как бы инициатором единения. Но в этот момент Муса ощущал себя обычным человеком, то есть безразличным и холодным. Он не мог понять, что значат его сны, а какая польза от закулу, который не может толковать сны?

С недавних пор Муса стал изнурять себя сексом, погружаясь от усталости не в сон, а в какую-то полудрему. Но секс без намерения вступить в брак (и, что было бы более правильным, без желания притворяться, что это возможно) мог привлечь только проституток, сексуальность которых в точности соответствовала скучному выражению их лиц. К тому же Муса знал, насколько опасны случайные связи (ему уже не один раз доводилось испытать это на себе), и он внезапно решил: «все, хватит!» (а этого он никогда прежде не делал; не делал с того самого времени, когда в пору полового созревания лежал, измученный болезнью закулу). Прошлая ночь была долгой, отчаянно одинокой и убийственно тоскливой. Когда отец-солнце высунул макушку из-за горизонта, Муса впал в бессознательное состояние и снова очутился среди тех же самых видений; сейчас они были настолько отчетливы, словно облака, несущие послания.

Как бы то ни было, но закулу непростительно опоздал на заранее назначенную утреннюю встречу. К тому же он сильно опасался того, что назначенная встреча в краале семейства ‘Нгози наверняка будет долгой и занудливо многоречивой.

Стелла ‘Нгози, кокетливое юное создание с сонными, зовущими в постель глазами, должна была в конце месяца выйти замуж, и ее отец Тефадзва, старый пердун, окостеневший в предрассудках, выражал серьезную обеспокоенность в отношении «чести» своей дочери. Муса отлично понимал, чем вызвано папашино беспокойство: Тефадзву волновало то, что дочь может навлечь позор на семью, а также риск лишиться платы за лобола, если после брачной ночи он не сможет предъявить новой родне пятен крови на простыне. Ну а как, скажите, отцу (или даже любимой тете) спрашивать дочь-невесту о состоянии ее девственной плевы?

Муса ненавидел дела, связанные с восстановлением девственности. Он считал, что они столь же сомнительны с точки зрения трезвого рассудка, сколь вредны с точки зрения нравственности. Но он не смог убедить Тефадзва посмотреть на эти вещи его глазами; более того, старик настаивал на разговоре об интересующем его предмете с таким упорством, с каким мотылек вьется вокруг пламени свечи.

— Что заставляет тебя предполагать, — медленно начал разговор Муса, — что честь твоей дочери… как бы это сказать?.. нарушена?

Тефадзва покачал головой.

— Я уверен, что ее честь в полном порядке, закулу. Стелла ведь хорошая девочка. Но ведь сейчас молодых девушек подстерегает столько искушений, что традиции часто нарушаются.

— Нарушаются?

— Естественно… я говорю о традициях.

— Ну а если нарушается… я тоже имею в виду эту самую традицию… это что, настолько ужасно?

— Закулу! — возгласил старик рыдающим голосом. — Традиция, вот что объединяет две семьи… и она не может быть нарушена до вступления в брак. Ведь именно в браке женская честь рушится, распахиваясь словно калитка перед неистовым буйволом. Ведь мужчине намного приятнее солнечный свет, который греет его после того, как он распахивает занавески, разве не так? Если земля уже кем-то распахана, разве оценит земледелец ее щедрость? Если крышка колодца сброшена, то любой хулиган может помочиться в колодезную воду! Когда дерево джубу…

Муса воздел руки к небу, давая понять Тефадзва, что сдается, пока тот не углубился в еще более густые дебри метафорических сравнений. Вздохнув, он пожал плечами и сказал: