Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого

Царь принял у денщика раскуренную трубку, затянулся, выдохнул. Усмехнулся глазами, заметив, как меня перекосило — после болезни я терпеть не мог табачный дым, хотя раньше, случалось, покуривал. За компанию, во время официальных пьянок.

— Ладно, ступай. Кондиции с Яковом обсудишь. Скажи ему, чтоб составил промеморию: я рассмотрю.

В лице Акинфия Демидова Россия лишилась превосходного дипломата. Этот мужик с плечами молотобойца — плотный, будто сам отлитый из чугуна — вопреки внешности, очень умен. Он тонко понимает момент, когда следует прекратить безнадежные атаки и встать на путь переговоров. Не успели мы с Брюсом (невзирая на дружбу, жестоко от имени казны торговавшимся) согласовать условия выкупа царской доли, как что-то почуявший "чугунный принц" объявился в Петербурге. Дальше игра пошла уже втроем. Эфемерные коалиции то с одним, то с другим противником, поиск варианта, способного устроить всех — прошло недели три, пока согласие было найдено. С Демидовым у меня, при всех противоречиях, общий интерес был: загнать в Европу сколько возможно уральского железа. Как делить выручку от этой коммерции — здесь начинались разногласия. Однако вполне преодолимые. Для пользы дела я даже отказался от роялти за вальцованный металл, в обмен на соглашение о гарантированных поставках оного по твердой цене. Не время мелочиться: прошедшей осенью Вышневолоцкий канал пустили в ход, теперь многолетние запасы полосового железа, мертвым грузом осевшего в верхневолжских городах, стало возможно доставить на Ладогу. Дешево доставить — это важно.

С Брюсом (вернее, стоящим за его спиною Петром) трудностей оказалось больше. Ссылаясь на острую нужду в деньгах, царь требовал завершить выкуп в нереальные сроки: год или два. Ожидаемая прибыль заведомо не покрывала требуемых сумм, привлекать же кредитные средства представлялось опасным. Бог знает, какие новшества в законах воспоследуют на другой день после оплаты (да-да, конечно, совсем без ведома царя, откуда ему знать…) и не придется ли даром бросить выкупленные активы, вернув казне. Требовались гарантии. Без них выкупная операция выглядела просто похабно — как шарлатанский способ выдавить из меня побольше серебра. Здесь нашлась почва для стачки нашей с Акинфием; государю пришлось свой превосходный аппетит на деньги ввести в разумные рамки.

От экспортной монополии мы отказались, посчитав более выгодным вернуться к уплате фиксированной пошлины с пуда. Без этого груза железоторговая компания резко полегчала. Казенную треть поделили пополам — после этого у меня и у партнеров-соперников оказалось по пятьдесят процентов. Ладожский завод их по-прежнему не интересовал: вероятно, положение младших компаньонов Демидовым казалось зазорным. А еще, при покупке заводов или иных маетностей они твердо держатся правила покупать дешево. Никогда не дают настоящую цену. Пришлось выкуп государевой доли взять на себя, постаравшись под благовидным предлогом увеличить рассрочку, сколько можно.

Благовидный предлог имелся в наличии; пожалуй, даже не предлог — вполне веская причина требовать послаблений. За время моего отсутствия почти половина работников разбежалась. А в силу действующих у нас порядков, людей надлежит сначала купить, только потом поставить в работу. От уплаты им жалованья сие не избавляет! Эта цена крепостных составляет громадный перерасход для русского заводчика, в сравнении с его соперником из Европы. Представьте конские бега, в коих одна из лошадей стреножена — действие рабства на коммерцию примерно такое же.

Раз государство препятствует вольному найму — пусть предоставит льготы, способные возместить сию невыгоду. Вот мысль, которую я старался довести до Брюса, а через его посредство — до царя. Иногда же, злоупотребляя расположением собеседника, срывался в праздные рассуждения о государственном порядке.

— Знаешь, Яков Вилимович — наши попытки догнать Европу напоминают погоню галеры за парусной эскадрой. Гребцы изнемогают от трудов, подгонялы-кнутобойцы тоже все в мыле, капитан охрип от ругани — а дистанция не сокращается. Или сокращается, пока штиль. Но только подует ветерок — мы опять безнадежно отстаем. Так и будет, пока не установим паруса, сиречь благоприятные коммерческим промыслам законы.

— Александр Иванович! Ты же знаешь, насколько болезненно воспринимает благородное сословие любой намек на ограничение владельческих прав. Веди себя, наконец, как разумный человек: делай, что в твоих силах, и не мечтай о невозможном.

Упрек в неразумии был явно несправедлив: я отнюдь не пренебрегал возможным. Жаль только, что эти возможности произрастали на большой беде.