Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого

Лейтенант Торвальдсен, командующий судном, что-то прокричал — по-русски, однако со зверским акцентом. Матросы (как только они его понимают?) налегли на кабестан, корпусом нацеливая жестко встроенные мортиры. Команды Апраксин прислал неплохие, но меткость вырабатывается только практикой и привычкой к своим орудиям. Палить же таким калибром весьма накладно. Ладно, пока можно упражняться, ведя беспокоящий огонь — чтобы не дать легкой жизни крепостным сидельцам, кои тоже стреляют. Не по нам. Их цель гораздо важнейшая: вереница кораблей и прамов, осторожно пробирающихся по дальнему от крепости краю фарватера. Бьют пока не слишком точно и даже не слишком часто. Мурад-паша переправил на Тамань большую и лучшую часть гарнизона, а обратно вернуть не успел. Великое дело случай. Какой военной хитростью можно такого добиться, чтобы крепость в Европе, а гарнизон — в Азии?!

Матвей Христофорович с тяжелым сердцем отдал приказ на форсирование пролива. "Старого Орла" оставили в Азовском море, затем что с его осадкой пришлось бы идти под самым крымским берегом. Вице-адмирал перенес флаг на сорокавосьмипушечник: эти смоллшипы похожи друг на друга, как утята из одного выводка. Матросы на шлюпках впереди всей колонны размечают буйками путь; авангардный корабль отдифферентован на нос, дабы при нужде сняться с мели; идущие следом разгружены до предела, как только возможно в трех днях пути от собственной гавани. У прамов другая беда: сносит сильно. После крепости надо идти в галфвинд, для них это почти предел. Плоскодонные суда плохо лавируют, даже с опущенными шверцами; если б и хорошо могли — сие немыслимо в опасной близости вражеских батарей. Коли ветер зайдет хоть на румб, будем буксировать. Остатки моей гребной флотилии рядом, в готовности — только сразу девять тяжеленных корыт они не утащат. Ну, а случись неудача и отступление — совсем худо придется, ибо добавится встречное течение. Так что дорога нам в один конец: надо побеждать. Побеждать опытных моряков, со времен Хусейна Мезоморто никому не уступающих по выучке и храбрости. Чертов калабриец! Жаль, что ни Дюкен, ни д"Эстре, ни сам Франческо Морозини не смогли убрать первую половину из его прозвища, означающего "полумертвый". Еникальскую крепость тоже строил итальянец-вероотступник. Горстка степных воинов тем и превратилась в многомиллионный народ, что давала приют ренегатам, отнимала детей и воровала женщин; один аллах ведает, какая кровь намешана в жилах нынешних турок. О прежнем султане, старшем брате Ахмеда, недовольные подданные шептались: дескать, надоело глядеть на эту русскую рожу!

Вдали занимают позиции еще три бомбардирских судна: каждое встает на два якоря, долго выверяя направление стрельбы. Это против южного приморского бастиона. Хотелось иметь побольше — но у нас, как обычно, не хватает всего: корабельного лесу, парусины, работников… Нет, вру! Пороха и бомбовых корпусов достаточно. Хотя литье на редкость кривое. Руки бы оборвать тем мастерам — и еще кое-что впридачу, чтоб такие больше не родились…

Следующая бомба ложится внутри укреплений; разрешаю датчанину перейти на огонь в два ствола, ибо разброс из-за дурного качества бомб все равно превысит погрешность прицеливания. В крепость попадем, а там — Божья воля… Чтобы сбить пушки, надо действовать не таким оружием и не с такой дистанции. Добавим пыли, дыма и страха турецким канонирам — и то хорошо.

Выстрел гремит за выстрелом; дюжины разрывов усеивают берег; но видимых повреждений у турок нет. У наших, впрочем, тоже — хотя попадания были. Только при очень большом невезении одиночное ядро способно причинить кораблю заметный ущерб. Караван весь прошел: надо сниматься, иначе огонь перенесут на мои кечи. Вот они как раз уязвимы: боевые припасы взяты с перегрузом, в крюйт-камеру не вмещаются. Становимся в хвост кильватерной колонны, как предусмотрено диспозицией. Когда пролив расширяется, убираем паруса и отдаем якорь. Матросы плохо вышколены: в лицах читается недовольство. Хотят драться — но сейчас черед линейной эскадры.

Суда, затонувшие позавчера, создают обоюдную помеху. Змаевич оставляет их между нашей линией и турецкой, избрав для боя дальнюю дистанцию. Обычно такой выбор свидетельствует о недостатке решимости, сейчас — о точном расчете. Кроме двух или трех, вооруженных по-европейски, неприятельские корабли на гондеке несут крупнокалиберные короткостволки под каменное ядро, способные причинить страшные разрушения при стрельбе в упор, но дальнобойностью много уступающие обыкновенным морским пушкам. Без них огневая мощь снижается примерно втрое — орудийные калибры убывают снизу вверх, и батарея верхней палубы много слабее нижней. Учитывая, что у нас шесть кораблей и девять прамов против восьми вражеских (фрегаты в линию не поставили), превосходство весьма солидное.