Новороссия. Реквием по любви

Не такой уж сильный мороз, но если долго стоять на одном месте, пальцы ног деревенеют. Ночью будет еще хуже.

– Видать, не хватало денег, стащил у мамки на кухне, что подошло по размеру, - продолжил он. - Голову надо прятать, «Беркут» трощит черепа, как орешки.

– А твой дуршлаг где? По дороге потерял? - спросил паренёк, на голове которого сидела оранжевая строительная каска с наклеечкой «Зека - на нары». Кажется, его звали Сергей, или как-то иначе. Радим забыл его имя, как только услышал.

Все они собрались погреть замерзшие пальцы над костром в бочке, разговорились и познакомились.

– У меня шапка мягкая. А ноги быстрые, если будут атаковать, успею смыться, - сказал Андрей.

– Такой здоровый! Мог бы и врукопашную схватиться.

– Вояка из него неважный. Он на последней рыбалке всю рыбу, которую мы поймали, отпустил в речку, - ответил Радим за друга. - С детства защитник жуков и всякой ползающей дряни.

– Да ладно, несколько штук на волю вышвырнул только. А вообще я здесь не для того чтобы палкой махать. Так, ради массовости стою. Чем больше людей, тем лучше. Власти должны понять, мы не шутим, нас всех - сотни тысяч - нельзя ни посадить, ни перестрелять, мы не скот.

– Это да.

– А тебе, студент, чего дома не сидится?- спросил Радим парня в оранжевой каске.

Тот наклонил голову и задумался. В стеклышках очков отразилось два жерла бочки полыхающей пламенем.

– Тридцатого ноября с девушкой гулял по Крещатику, даже не думал митинговать с теми ребятами. По голове от «беркутовцев» и я, и она получили. Ни за что. А еще мой знакомый был на Банковой, когда начался разгон. Он шёл туда просто посмотреть, взял с собой только аптечку. Пытался первую помощь оказывать. Так его «беркутовцы» повалили и начали избивать - по спине кийком и специально - в пах. У него по всему телу гематомы и травма черепа. Даже в России так не лютуют. С этим надо что-то делать.

Седой мужичок с аккуратно подстриженной бородкой укоризненно покачал головой. Одет он был презабавно: побитая молью ушанка и старая курточка, поверх повязан красный плед на манер средневекового плаща. Говорили, что он то ли профессор, то ли академик.

– У одного моего хорошего друга, одноклассника, бизнес забрали, - сказал он. - Деревообрабатывающий. Понимаете, человек сам все с нуля поднимал. Ну и развил до большого предприятия. Пришли мордовороты, сами знаете чьи, и сказали: мы тебе даём столько-то, а именно не больше тридцати процентов стоимости, подписывай бумаги купли-продажи. Не подпишешь - знаем, где твоя семья и всё такое. Ну и продал, а что делать?

– Я такие истории от знакомых постоянно слышу, - сказал Андрей. - И даже хуже. Вчера закон об ужесточении приняли. Это значит, что теперь всё, что бы ни делала семейка зека, будет защищено законом. Любой беспредел. А народу даже пикнуть нельзя.

– Ребятки, привет! Кофеёк будете? - девичий голосок ворвался в мрачные разговоры как пестрая канарейка в стаю ворон.

Еще одно знакомое лицо. Девушка лет двадцати, с большой сумкой, по виду слишком массивной для её хрупкой фигурки. Но при этом на каблучках, волосы распущены, накрашенные губы улыбаются. Все знали, что зовут её Наташа и живет она на Воскресенке. Каждый день далеко идёт пешком по гололёду, потому что ближайшие к центру станции метро закрыты, и приносит купленные за свои деньги продукты.

Наташа наливает кофе из большого термоса, распутывает замотанную в полотенце коробку и протягивает. Каждый берёт по сдобной булочке, ещё теплой.

– Красивая, - сказал Андрей, когда девчонка запаковала термос и продолжила обход майдана.

Радим рассеянно пожал плечами. В сравнении с девушкой, которую любил он, все остальные казались обычными. Он сам протестовал отчасти из-за неё.

Летом страну будоражили новости об Ирине Крашковой, изнасилованной двумя милиционерами. Ей проломили череп в трёх местах, порвали рот, матку, да ещё насыпали туда песка. Оставили в посадке, решили, что мёртвая, потом вернулись проверить и добить. Но не нашли - девушка отползла и затаилась в тени. Сперва насильников хотели отмазать. Один был лейтенантом, племянником прокурора, другой - старшим лейтенантом. Но сотни жителей Врадиевки два дня бунтовали, осаждали райотдел милиции, и властям пришлось уступить.

Не раз Радим с содроганием размышлял, а что если бы на месте той женщины оказалась его невеста? Как страшно жить в государстве, где милиционер вместо того чтобы защищать, выходит насиловать и убивать! Когда узнал, насколько зверски разогнали студентиков на площади Независимости, сразу вспомнил тот случай с Ириной. Правоохранительные органы снова карали по своему произволу, не считаясь с законом.

Правда, в последнее время в протестах на первое место вышли не острые социальные вопросы, а националистические, люди стали вести себя агрессивнее, со сцены полился яростный клич, что во всех проблемах виноваты жиды и москали. Будто людское море взволновалось и на поверхность всплыло то, что обычно прячется на дне.