Новоселье

Дымов Осип Новоселье

Осип Дымов

Новоселье

Квартира только что снята. Почти все вещи распакованы. Звонки, правда, уже действуют, но зато также установлено, что пропали без вести: шуба с "бобровым" воротником из шкуры кошки, выкрашенной под медведь и проданная, как суслик, черное платье жены с кружевами, зеркальце, привезенное из-за границы контрабандой, столовые часы, восемнадцать банок варенья, плод долгой летней работы, и -- что всего обиднее -- дорогой письменной стол -- настоящий орех.

Каким образом вышло, что бесследно исчез огромный письменный стол -- так и не удалось выяснить. Последний раз его видели на возу, рядом с кухаркой.

Что потом случилось -- неизвестно. Кухарка прибыла в несколько помятом виде, а стол "обронили".

Муж выпросил в дворницкой ящик из-под апельсинов, накрыл его клеенкой и сел писать свои донесения и заявления.

Знакомым был разослан новый адрес и... тут-то началось!

Два дня было тихо. На третий, с утра, послышался звонок. Явился посыльный; у него в руках была довольно большая картонка, скрывавшая что-то тяжелое.

Катя с Колей выбежали в переднюю.

-- Это начальник станции, -- решила Катя, взглянув на его красную фуражку.

-- Начальник станции, -- обратился к нему Коля, -- а зачем ты пассажиров давишь? Что они тебе сделали?

Но начальник станции, не отвечая на тяжкое обвинение, сказал:

-- Посылают с Гороховой.

В картоне был торт.

Это Лошадинские поздравляли с новосельем.

Посыльный потребовал на чай. Получив двугривенный, он снял фуражку и произнес:

-- С новосельем!

-- Спасибо, -- поблагодарили хозяева.

-- С новосельем. От себя, значит, поздравляю... с морозцем...

Пришлось опять дать двугривенный. Больше он не поздравлял.

Через полчаса, черным ходом, явилась чужая горничная.

-- Жеребцовы прислали к новоселью торт, -- сказала мама и начала развязывать картонку.

Торт был шоколадный. Катя едва успела ткнуть в самую мякоть указательным пальцем, как явился Троечкин.

Дядя Троечкин был молодой человек с такими длинными руками, что мог, обхватив маму за талию, свободно скручивать папиросу. Вероятно, папа не любил его папирос, потому что при нем он этого не делал и курил без талии мамы.

Троечкин поздравил с новосельем и поднес торт, очень большой и красивый. Сверху сахаром была надпись:

-- Вспоминайте о сладком.

Надпись он сам выдумал и даже утверждал, что это его почерк. Но ему не верили, а за торт благодарили. А папа не говорил о том, что есть люди, которые должны деньги, но не отдают.

После Троечкина явилась Телегина. Она была толста и богата, и поэтому мама с папой ее очень любили, и мама целовалась с ней при встрече и прощании -- сколько могла.

Затем опять пришел посыльный и принес песочный торт. Ему дали тридцать копеек и один гривенник фальшивый -- всего сорок. Потом -- другой посыльный с тортом "мокка". Потом одновременно позвонили с парадной и черной лестницы, и Катя с Колей с радости не знали, куда бежать. Поздравили также два торта кремовых, совершенно одинаковых; потом дворник принес "бабу", неизвестно от кого. Еще посыльный. Еще горничная. Супруги Овсовы. Дворник от Подседельниковых с сыном. Посыльный.

Звонки и визиты кончились поздно вечером. В одиннадцать часов кто-то стучался в дверь, но все притворились спящими, и его не впустили. Через несколько минут осторожно отперли дверь и увидели на лестнице большой сверток...

-- Мама, -- крикнул Коля, -- тебе аист маленького сына принес. Надо сказать папе.

-- Это не маленький сын, -- возразила Катя, -- а шоколадный торт на новоселье.

Стали подсчитывать полученные торты. Семь кремовых, три песочных, один "мокка", шесть яблочных, пять шоколадных, одна "баба" и один неопределенного наименования. Всего двадцать четыре штуки.

Мама в изнеможении села. Папа в ужасе посмотрел на стол и тихо произнес:

-- Что с ними делать?

С утра встали рано. Булок к чаю не покупали, и весь дом питался тортами. Катя с Колей набросились на печения, как коночная лошадь на овес. Кухарка сидела в кухне на табурете и приговаривала:

-- Хорошие господа, нельзя сказать. Господа-то хорошие.

Дворник принес дрова и ему дали четверть "бабы".

Обеда не варили и ели торт. Меню было такое: к супу торт песочный, к жаркому торт яблочный и огурцы, к сладкому торт шоколадный.

Вечером ели торт. Жевали неохотно, закусывая хлебом и сардинками.

К следующему дню шесть тортов, слава Богу, оказались съеденными. Папа уж начинал подумывать о победе и о том, что к следующему воскресенью можно будет заказать котлеты, как вдруг явились с поздравлениями Подпругов, Жеребцовы и Подкович. Таким образом, убыль в тортах в полчаса была пополнена.

Наступили третьи сутки. Было похоже на то, что в доме холера, или, по крайней мере, вся квартира потерпела кораблекрушение.

Мама стонала в спальне и на всю квартиру кричала, что она ошиблась выбором -- ей надо было выйти за Троечкина. Папа посылал к черту ее, Троечкина, и всю квартиру. Коля ревел, Катя ревела. Кухарка, стоя у холодной плиты -- ее все время не топили -- ворчала:

-- Ну, и господа! Ну, и пишша...