Новосёлы

И всем ребятам расскажу. Как летел Николай Николаевич бомбить фашистов. Как подбили его самолёт, ранили двух дяди Колиных товарищей… Пылает самолёт, выбрасываться с парашютом надо, а Николай Николаевич летит, «тянет» на свою территорию. Чтоб сесть и успеть товарищей вытащить, пока самолёт не взорвался: они не могли сами выпрыгнуть с парашютом… Горел уже заживо дядя Коля, кожа на лице трещала, а штурвала из рук не выпускал, вёл самолёт! И посадил машину, спас людей…

Потому на лице у него такие страшные шрамы…

Я застал бабушку уже у порога: собралась идти в магазин. Выпалил всё одним духом.

Бабушка выслушала, вздохнула и сказала:

– Говорят, его лечили целый год. Десятки операций врачи делали, кожу пересаживали на лицо. – И вдруг спохватилась, погрозила мне пальцем: – Ты смотри у меня, не вздумай лезть к Николаю Николаевичу с расспросами!

– Не! – круто повернул я назад. Бабушка ещё звенела ключами, а я уже был на первом этаже.

Расскажу своим дружкам про Николая Николаевича и тоже помахаю перед носом, чтоб ни-ни…

Рассказал, и всем сразу захотелось увидеть дядю Колю. Но мы так и не дождались его, надо было идти в школу. Зато после уроков долго околачивались возле «Москвича». Может, какая помощь нужна? Может, подать что? Или куда сбегать?

Ай-яй-яй, месяц почти прожили в одном доме, а только сейчас узнали такое!.. Просто удивительно: если не очень хороший человек, он сразу бросается в глаза. А такой…

И назавтра с утра мы торчали возле «Москвича» дяди Коли. Одного Васи с нами не было, пропадал, наверно, у Левона Ивановича.

Кончил осматривать машину Николай Николаевич, и из дому вышла его жена. С корзинкой в руке и спиннингом. Я ни разу ещё не видел Жениной мамы. Она болезненная, бледная и почти не выходит из квартиры.

Уселись Гаркавые и уехали куда-то на лесное озеро. На разведку: как там грибы, как рыба?

Они уехали, а мы почувствовали, что нам стало скучно, стало чего-то не хватать. Все разошлись искать Васю, а меня позвала бабушка учить уроки.

Бабушка стояла надо мной, как привязанная, пока я не сделал все уроки. Это, наверно, Мария Сергеевна просила так мне помогать.

Выбежал я опять во двор: нигде никого. Пусто!

У Ивана Ивановича открыт гараж. Видно, как ходит Дервоед вокруг своей машины, стёкла протирает. И студент с ним – тот, что сидел на крыше гаража в пляжной шапочке и джинсах, достраивал гараж. Сегодня парень сверкает всеми цветами радуги: голубая тенниска, розовые и блестящие расклешенные штаны, на голове жёлтая шляпа. Ковбойская, надо думать: поля огромные и свёрнуты над ушами в трубочки, верх приплюснутый.

Я обежал вокруг дома. Может, хлопцы опять в овраге ковыряются? Но там было пусто, не было и оврага. Склон выровняли, заложили квадратиками дёрна. Каждый квадрат прибит колышком.

Куда они подевались?

Возвратился я во двор, и тут вышел из подъезда Павлуша. Никто его никогда не гонит садиться за уроки, сам делает.

– Наверно, у дяди Левона они, – подошёл я к нему.

– Нету! И самого его нету. Я стучал, – сказал Павлуша.

Вот так новость! Что они – сквозь землю провалились?

Мы шли вдоль стены и ломали голову: где искать компанию? И вдруг услыхали глухие голоса. Как из-под земли! Прислушались – из подвала!

Ткнулись в окошко, а там уже рама со стеклом, голову не просунешь. Побежали к подъезду.

В подвале светло, горят лампочки. К тому окошку, через которое я летел кувырком, три раза направо свернуть и раз налево. Тогда, когда я выбирался, мне надо было не вправо повернуть, а влево, потом раз вправо и три раза влево.

Проще простого.

Что мы здесь увидели!

Сидит на глиняной трубе Серёжа. На коленях у него лежит обсыпанная крошками булки Мурка, мурлычет песенку. Возле кошки трое котят: толкают лапками в Муркин живот – правой-левой, правой-левой… Сосут! Малюсенькие, как мыши. И слепые! Один котёнок жёлто-белый и два серых.

Мы сразу присели на корточки возле Мурки, начали гладить её и котят. Мы не смотрели, чего это там дальше топчутся возле труб Вася, Жора и Левон Иванович.

– А ну не трожь! – подошёл Вася с перемазанным лицом, начал забирать у Серёжи грязными, в глине, руками Мурку и котят.

– Сам не трожь! – не давал Серёжа. Я помогал ему защищать кошку с котятами.

– Ты прогнал морскую кошку? Прогнал! Она стала ничья, и теперь моя. Я заберу её домой.

– А ты потом у него котёнка возьмёшь, – подошёл к нам и Жора. У него руки были не чище.

– Никого я не прогонял! – На мои глаза навернулись слезы. Сколько пережил-перенёс из-за этой Мурки, а меня же и обвиняют! – Сама удрала… А она моя, а не твоя, я за неё деньги платил.

– Была твоя, а теперь всехная, – поправился Вася. – У меня поживёт, пока котята подрастут. Им с людьми надо жить, а то будут дикими…

Нет, не свои слова говорил Вася. Не иначе, Левон Иванович так сказал.

Только я это подумал, а дядя Левон и говорит:

– Да, да, друзья мои! Даже человек без людей может одичать…

Мы молчали и морщили лбы – думали над этими словами.

– Василий! Георгий! – позвал дядя Левон Васю и Жору, как взрослых. – Давайте кончать работу!

Мы с Павлушей подошли посмотреть, что они делают.