Новости о господине Белло

Больше всего мне хотелось ответить: «Моя мать не в номере, а в Австралии, в Танзании или ещё где-то в том районе». Но тогда дежурная обалдела бы ещё больше. Поэтому я решил не углубляться в ситуацию и спросил:

— Можно я пока заплачу?

Я нарочно сказал «пока», чтобы можно было подумать, будто папа или мама тоже вот-вот спустятся.

— Заплатишь? Ты? — спросила она.

Не отвечая, я вынул из кармана сто евро и разгладил банкноту, так чтобы она её видела.

— Ладно, — сказала он. — Какой у вас был номер?

— Триста восемнадцать, — ответил я.

Она полистала в папке и прочитала:

— Господин Белло с сыном. Про собаку тут нет ни слова. Она что, спала у вас с отцом в номере?

— Ну да, — ответил я.

— Тогда мне придётся, к сожалению, вписать вам в счёт наценку за собаку — пять евро, — сказала она. — Итого с тебя девяносто девять евро.

Я протянул ей сотню, сказав «Сдачи не надо», взял чемодан, и мы с Белло поторопились выйти на улицу, пока дежурная не спросила, где же мой папа и почему это он не спускается.

Дочь господина Мельхиора

Улицу Роберта Вальзера я нашёл не сразу.

По дороге пришлось несколько раз спрашивать и часто останавливаться — ставить тяжёлый чемодан на землю. Наконец мы с Белло очутились перед домом сорок восемь. Это было вытянутое здание из красного кирпича, а в нём много узких высоких окон, железной решёткой разделённых на мелкие квадратики. Над окнами кирпичи узорно выступали из стены. На пологой крыше длинной цепочкой тянулись треугольные окошки чердака, как зубчики на спине у дракона. С одной стороны дом оканчивался аркой с решётчатой калиткой — наверное, вход во двор. На другом конце высилась четырёхугольная пристройка в виде башни с плоской крышей. На башню вела каменная лестница, а на самом верху виднелась деревянная дверь.

По всей длине кирпичного фасада тянулась надпись большими железными буквами, висевшими почти под самой крышей: «Фирма Лихтблау — капы от храпа».

Хозяин (или хозяйка) этого дома, видно, очень любили животных, потому что прямо на букве «К» было прилеплено ласточкино гнездо, и, похоже, люди ласточку не беспокоили. Гнездо полностью скрывало верхнюю часть «К», так что читалось на самом деле «лапы от храпа».

Белло прихватил меня за штанину, он не мог больше терпеть. Я собрался с духом, толкнул калитку и вошёл во двор, а потом двинулся вдоль дома. Прошёл его почти весь и в самом конце увидел две двери — широкую железную и узкую деревянную, голубую. Рядом виднелся звонок и табличка: «М. Лихтблау». Я позвонил.

Дверь открыла женщина.

— Да? — спросила она, строго глядя на меня через странно изогнутые очки. Она была старше папы, но, по-моему, моложе дядюшки Астора. Волосы рыжие, как морковка, — наверняка крашеные. Волос такого цвета на самом деле не бывает. Зато они хорошо подходили к красной оправе очков.

— Это я вам звонил, — сказал я.

— Ты тот мальчик, который хотел поговорить с моим отцом? — спросила она. — Я же тебе сказала, что его лучше не беспокоить.

— А вашего отца зовут Мельхиор? — уточнил я.

— Зачем тебе это знать? — поинтересовалась она.

— Нам с Белло обязательно нужно с ним поговорить!

— С Белло? Это твоя собака, что ли? — спросила она. — И ей обязательно надо поговорить с моим отцом? — она даже засмеялась.

— Нет, конечно, я имею в виду, поговорить нужно мне. Белло ведь больше не говорит.

Она покачала головой, глядя на меня, и повторила:

— Белло больше не говорит… Как прикажете понимать? Он ведь и раньше небось не говорил?

— Нет, говорил, — сказал я.

Белло поднял глаза на женщину и закивал.

— Ты видел? Твоя собака кивнула. Как будто поняла шуточку, — заметила она. — Или это дело дрессировки? Это ты её так научил?

— Он понимает всё, что мы говорим, — объяснил я.

Белло одобрительно кивнул.

— Странное дело, — сказала она. — А что тебе понадобилось от моего отца?

— Рецепт.

— Рецепт? — Она опять засмеялась. — Ты думаешь, он заядлый кулинар? Извини, но он ни с кем не хочет разговаривать.

Я чуть не плакал:

— Мы ехали вчера на поезде целый день, чтобы поговорить с господином Мельхиором. Почему нам нельзя зайти к нему? Он так серьёзно болеет?

— Да я бы не сказала, что это болезнь. Скорее, вредность или капризы, — ответила госпожа Лихтблау. — Чудит, одним словом.

Кажется, её тронуло моё огорчение, потому что она сказала:

— Ладно, заходи, расскажешь, что случилось и зачем надо было ехать за тридевять земель. Но собака останется на улице, я только что убралась во всей квартире. Собачьей шерсти мне только не хватало.

Белло обиженно посмотрел на неё, отошёл в сторону и улёгся у двери прямо на булыжник, которым был вымощен двор.

Она глядела на него, качая головой:

— Пёс как будто всё понял!