Новые безделки: Сборник к 60-летию В. Э. Вацуро

Пример. Рассказ Федора Сологуба «Путь в Дамаск» завершается разъяснительной кодой:

«От буйного распутства неистовой жизни к тихому союзу любви и смерти, — милый путь в Дамаск».

Примечание (Новелла серебряного века. М., 1994. С. 568): «Дамаск — древнейший город в мире, у магометан считается земным отражением рая».

Возможно, в русских справочниках на слово «Дамаск» ничего другого не найдешь. Но, повторим, понимание литературы эпохи символизма невозможно без оглядки на европейский контекст, сиречь без заглядывания в иноземные словари:

«Damas. Trouver son chemin de Damas.

Trouver le chemin de la conversion, du repentir — par allusion à l’illumination soudaine que Saint Paul, jusque — là persécuteur des chrétiens, raconte avoir lue en se rendant à Damas et qui fit de lui un apôtre de la religion novelle. Cf. Actes des Apôtres, IX, 1–19».

(Maurice Rat. Dictionnaire des locutions françaises. P., 1957. P. 147).

«Damaskus: Damascus.

Seinen Tag von Damascus erleben (lit.), to experience a complete change of heart; biblical (Acts 9); late outside purely religions writings and not recorded before 19-th Century. Often in the future: er wird noch seinen Tagen von Damascus erleben=„he will sing a different tune some day“, „he will yet regret this“».

(K. Spalding. An Historical Dictionary of German Figurative Usage. Vol. I. Oxford., 1992. P. 445).

И т. д. При этом мы сознательно отвлекаемся от вопроса об освещенности семантики речения «путь в Дамаск» в культуре русского символизма (В. Брюсов. Собр. соч. Т. 1. М., 1973. С. 611; А. Ахматова. Стихотворения и поэмы. Л. 1976. С. 517; и др.).

Конечно, перед тем, как обращаться к источникам, должно быть определено общее направление поиска. Но дело в том, что и сами-то справочники могут подсказать правильное направление. Я имею в виду необходимость в нулевом цикле поиска просмотреть как можно больше чисто лингвистических лексиконов.

Пример. В письме Цветаевой к П. Юркевичу 1908 года сказано: «…оркестр в японском театре заиграл Хиавату» (Новый мир. 1995. Ms 6. С. 120). Комментаторы ищут музыкальных произведений на тему «Песни о Гайавате» и останавливаются на опере или симфонии А. Дворжака. Меж тем, просмотр большого словаря немецкого языка (Брокгауз или Дуден, например) обнаруживает это слово как имя нарицательное — Hiawatha — Geselschaftstanz in den zwanziger Jahren, танец, модный в двадцатые годы. Соответственно, поиск должен быть развернут в другом направлении. См., скажем, индекс в справочнике: Gammond, Peter. The Oxford Companion to Popular Music. Oxford. 1991. Находим, что «Hiawatha» была «хитом» композитора Ч. Н. Даниельса в 1901 году. Можно предположить, что Цветаева слышала эту фортепьянную пьеску или какое-то из подражаний ей. Сравним в «Елке» Петра Потемкина («Сатирикон», 1910, № 52):

Зажгли тревожно елку,
Пропел «Коль славен» хор,
«Красавицу креолку»
Вдруг заиграл тапер.
И дочки мешковато,
Но не жалея ног,
Плясали Хиавато
Под этот кэк-уок.

Разумеется, дело не просто в обращении к справочникам, а в извлечении из них именно той информации, которая восстанавливает опущенные в тексте комментируемого издания смысловые звенья, некогда внятные первым читателям этого произведения.

Пример. В рассказе Зинаиды Гиппиус «Яблони цветут» (1893) рассказчик, к неудовольствию своей матери, встречается с девушкой, которая между прочим говорит:

«Вот я один раз слышала песню. Ее и в концертах поют и играют, но не так. Знаете: „Ни слова, о друг мой, ни вздоха…“ У меня нет голоса, я не могу петь, но я вам спою, чтобы вы знали мотив. <…> И слова какие хорошие. Только теперь для меня непонятные».

Несмотря на запрет матери, рассказчик встречается с девушкой в ночь расцвета яблонь. Мать умирает. «Да, да, я не сомневаюсь, что она это сделала нарочно». С девушкой рассказчик с тех пор не виделся. «Порой, впрочем, я вспоминаю ту ночь, когда распускались яблони. Сажусь за рояль и играю маленькую песенку: „Ни слова, о друг мой…“ Мне делается светлее».

«Маленькая песенка» разъясняется комментатором (Новелла серебряного века. С. 569): «Популярный романс П. И. Чайковского (1870) на текст стихотворения А. Н. Плещеева „Молчание“ (1861), перевод из М. Гартмана».

Однако автор обращает внимание и на «хорошие слова» и на их темный пророческий смысл («теперь непонятные»). Следственно, эти слова есть надобность процитировать в комментарии: