Почти сразу за этим раздался столь оглушительный треск, что его должны были услышать даже в другой галактике. «Веретено», пусть и ослабленное, но все еще опасное, наконец закончило работу. Обе створки покрылись паутиной трещин и теперь с грохотом рассыпались, оставив лишь полупрозрачный золотистый силуэт, в точности повторяющий разрушенные ворота.
— Началось! Чувствуешь, гаргантюа?! — после этих слов я понял, что Джамал окончательно уступил в борьбе за собственный разум духам иных планов.
Я чувствовал. Даже без магического зрения прекрасно видел, что с разрушением физического воплощения створок Олимп бросил все имеющиеся силы на поддержку последней преграды. Я увидел, как по ту сторону от фантомных ворот стоят несколько темных фигур. Они не пытались прорваться, просто ждали. Знали, что скоро вернут себе мир.
Гора ощутимо встряхнулась. Затем еще раз. И еще. Сильнее. Призрачные створки стремительно пожирали силу Олимпа.
— Тебе разве не полагается спасаться? — я сплюнул кровь и посмотрел на застывших в паре десятков метров от нас сатира и склонившегося над телом Актеона Хенрика.
— Сохранение этой презренной оболочки не играет для нас роли. — проскрежетало то, что было Джамалом. — Мы обязаны проследить, чтобы все свершилось. Ты жив лишь потому, что мы не хотим убивать собрата в тебе.
— Как трогательно.
Я собрал последние силы и попытался ударить каменным копьем, но противник лишь небрежно отмахнулся и магическое оружие рассыпалось прахом. А на меня обрушился невидимый тяжеленный пресс, от которого затрещали кости.
— Ты начинаешь нам надоедать. Не противься неизбежному, смертный, и тогда, быть может…
Что именно «быть может», он договорить не успел. Раздался щелчок хлыста и тяжелая свинцовая пуля, под завязку накаченная каким-то невообразимым клубком самых разнообразных проклятий, снесла ему голову.
Окончательно обалдев от происходящего, я повернул голову и уставился на амазонку и Париса. Девушка медленно опустила подаренную мной винтовку, любуясь творением рук своих. Кстати, на руках у нее осталось всего две или три татуировки. Теперь понятно, откуда в пуле взялась силища, способная свалить эту тварь — Илона просто впихнула в этот выстрел всю доступную ей мощь.
— Давно мечтать попробовать.
Илона невозмутимо посмотрела на мою шокированную рожу и добавила:
— Рада тебя видеть, Милан. Кажется, мы прибыть вовремя.
— Не могу с этим не согласиться. Я рад, что ты жива и смогла прийти на помощь.
Я попытался встать, но тут же охнул от боли, когда оперся культей об пол. Рана уже затянулась и покрылась коркой. Подскочившая амазонка нахмурилась:
— Я не мочь ничего сделать, Милан. Оставшихся рисунков не хватит. Да даже если бы их было больше…
— Дай я посмотрю.
Будто постаревший на пару десятков лет Хенрик решительно подошел, осторожно неся отсеченную руку. Я посмотрел ему за спину и неверяще уставился на Актеона. Бледный, словно смерть, но живой минотавр сидел на полу и тряс безрогой головой.
Хенрик проследил за моим взглядом и робко улыбнулся:
— Было трудно, но я справился.
— Спасибо!
— Пожалуйста. Теперь позволь помочь тебе. Руку можно спасти, но мне понадобится время…
— У нас его нет.
Я схватился за протянутую руку и поднялся. Пол под ногами вздрогнул так сильно, что Парис и Хенрик не устояли на ногах. Откуда-то сверху, с поверхности, посыпалось мелкое каменное крошево, а следом прилетел здоровенный булыжник, с грохотом разбившись о многострадальный пол.
— Нужно срочно что-то сделать!
Я смотрел на полупрозрачную энергетическую преграду, которая усиленно впитывала в себя силу горы.
— У кого есть мысли?
Ответом мне было тяжелое молчание.
— Да чтоб вас всех!
Я подошел ближе и столкнулся взглядом с одним из размытых силуэтов по ту сторону преграды. Не знаю, кто именно это был, но даже так меня пробрало до печенок. В этом взгляде было все: и безумие тысячелетий, и обещание вечных страданий, и жажда вечной власти.
— Да хрена лысого тебе, образина!
Я мучительно соображал, как могу стабилизировать поток, прекратив разрушение Олимпа. И тут мне на плечо легла рука:
— У меня есть идея, Милан.
Я обернулся и посмотрел на Париса:
— Так говори же!
— Сейчас створки — лишь бездумный инструмент, который всеми силами стремится выполнять функцию, ради которого их создали. Не допустить прорыва титанов. В этом и был расчет. Лишившись физического воплощения, створки принялись поглощать всю доступную мощь и расходуют ее в десятки и сотни раз быстрее необходимого. Но если нам удастся перенастроить контур, вывести потребление на необходимый уровень, вдохнуть в них разум…
— Что ты имеешь ввиду?
— Боюсь, что понадобится жертва. Добровольная. Если кто-то из нас сольется со створками, то сможет успокоить поток.
Он немного помолчал, давая мне время переварить услышанное.
— Я бы очень хотел сделать это сам. Поверь, я понимаю всю степень ответственности за содеянное и с радостью пошел бы на такой шаг, но от этого не будет пользы. У меня нет даже тени былой силы, так что мне не справиться со столь могучим потоком. Я просто растворюсь.