– И мы здесь такие видели. – В голосе Агнес проскользнуло раздражение. Старание не впечатляться.
– Видели. И еще много прекрасного. Вот об этом и речь. Я смотрю на гусей здесь и вижу то, что у них было тогда. Такое исключительное, уникальное. Должно быть, те гуси считали, что им повезло. И наверняка знали, что у других гусей все не так хорошо. А ты как думаешь?
– Не знаю.
– Ну, угадай.
– А в других местах есть гуси?
Беа полагала, что гуси должны были водиться везде, только не в Городе. Но что теперь, не знала. А как же те, другие земли в активном пользовании? Целые города теплиц, холмы на местах захоронения отходов, моря ветряков, Лесонасаждения, Серверные фермы. А земли, заброшенные давным-давно? Жаркий Пояс, Паровые земли, Новый Берег. Неужели и они могли быть исключительными и уникальными? И многие из них были одно время. С трудом верилось, что могли остаться до сих пор. Ей были ненавистны мысли обо всех этих местах – какими они когда-то были, какими теперь стали. Беа пожала плечами.
– Я знаю только, что гуси есть здесь, – сказала она, указывая на птиц. – И от гусей на пруду у бабы они отличаются только тем, что гусям в парке ничто не угрожало. Они вели себя глупо. Бродили по лужайкам у домов и по улицам. Переводили гусят через дорогу. А грузовики останавливались, пропуская их. Гуси не боялись. Там, где жила баба, не водились хищники, а люди старались защищать животных. Думаю, гуси об этом знали. Здесь же гуси осторожны, потому что у них есть хищные враги, и мы – одни из них.
– Что стало с прудом?
– Его засыпали, гуси улетели, а вскоре после этого уехала и баба.
– Еще до того, как родилась ты?
– Задолго до того.
– Куда улетели гуси?
– Не знаю. В никуда. Некуда было лететь. Может, сюда. Может, это они и есть.
– Тогда они старые.
– Наверное.
– Интересно, узнала бы их баба, если бы она была здесь.
Беа ощутила вспышку гнева при мысли, что рядом нет ее матери. Раньше она этого не сознавала. «
Она подняла рогатку, вложила в резинку подходящий камень. Два гуся были настолько зачарованы прудом и друг другом, что даже не услышали щелчка. И лишь когда камень выбил из одного облачко перьев, другой взвился в воздух с несчастным гоготом, оставшись одиноким.
Агнес забрела в воду, чтобы вытащить птицу.
– Ты сделаешь мне подушку? – спросила она, когда вернулась, разглаживая перья и размазывая по ним кровь.
Беа забрала у нее гуся, перерезала ему горло, чтобы убить наверняка и спустить кровь.
– Я сделаю тебе самую мягкую из подушек, родная моя.
Пока они облизывали пальцы дочиста, Беа заметила, что Агнес дрожит. Ночь ожидалась холодная, а у Беа были при себе далеко не все шкуры, на которых они обычно спали. Большую часть их скарба носил Глен. Костер от холода уже не спасал.
Беа спросила:
– Может, нам стоило бы поискать остальных?
Агнес помотала головой:
– Мне нравится здесь с тобой.
У Беа дрогнуло сердце. Она подыскала подходящие по размеру камни и положила их в костер, чтобы согреть для постели.
– Почему мы жили в Городе, если он такой плохой?
– Потому что там жили все.
– Кроме твоей бабы.
– Ну, моя бабушка тоже переселилась туда, когда ее вынудили покинуть дом. Некоторое время она жила с нами. Пока не умерла.
На небе замерцала первая звезда. Луна смелее выглянула из своего логова.
– Тебе нравится Город? – спросила Агнес.
– Иногда, – сказала Беа.
– А что тебе в нем нравится?
– О, да все хорошее.
– Например?
– Ну, еда. В Городе еда другая. Больше для удовольствия, чем для того, чтобы появились силы. Конечно, теперь все уже по-другому, но, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, еда была главным удовольствием.
Агнес перевела взгляд на свои руки, и Беа вдруг сообразила: девочка, возможно, даже не знает, что такое удовольствие. Или знает, но понятия не имеет, как это называется. Слишком многое из того, что они делали изо дня в день, было просто жизнью. Они не облекали ее в слова.
– А что такое удовольствие, ты знаешь. – Беа притянула ее к себе и погладила по спине. Агнес прикрыла глаза. – Видишь, как это приятно? Могу поспорить, тебе сейчас тепло и надежно. Это и есть одно из удовольствий. – Беа медленно просунула пальцы в подмышку Агнес и пощекотала ее. Агнес взвизгнула, расхохоталась и в шутку набросилась на Беа. – И вот эти дурацкие ощущения – тоже удовольствие.
Агнес уткнулась лицом в живот Беа, обхватила ее за талию костлявыми руками. Сквозь одежду Беа кожей чувствовала ее горячее неглубокое дыхание.
– Есть самые разные удовольствия – от утешения до восторга, – продолжала она, прижимая дочь к себе. – Еда может быть и тем и другим.