Новые фарисеи

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (трагически). Ну, что ж, видно – судьба! Будем определять в дом престарелых! (С ужасом.) Вот предстоят денёчки!..

(Затемнение.)

Картина пятая

(Утро. В кресле печально сидит ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. ЛЁКА ходит по гостиной и с гневом выговаривает матери.)

ЛЁКА. Нет, маман, ты уж извини, а со стариком вы подло поступили. Сдать его в милицию – это ж подумать только!..

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (оправдывается). Это не мы… Это Сукинзоны…

ЛЁКА. И меня чуть было не увели, когда я вздумал за него заступиться!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Меньше бы пил… Тогда и милиция к тебе не цеплялась бы. Ты на ногах еле стоял, когда милиционеры пришли!

ЛЁКА. Это не вино, это меня ваша подлость так подкосила.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (после паузы). Какая кошмарная сцена!.. Она до сих пор стоит в моих глазах… Лика так плакала!

ЛЁКА. Заплачешь… когда идеалы рушатся. (Раздается телефонный звонок. Лёка снимает трубку.) Да… Понятно… Я попробую… Конечно, я виноват, кто же ещё… Попрошу… Хорошо, умолю… До скорой встречи… (Кладет трубку).

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А это – кто?

ЛЁКА. Маман Веника.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Она? Она нам никогда не звонила!

ЛЁКА. Значит, приспичило… Ты только не волнуйся… Тут такое дело…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не молчи! Добивай!

ЛЁКА. Ну, вот! Сразу – «добивай»! Ничего страшного не случилось… наверное…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. С кем? С твоим Веником или с тобой?

ЛЁКА. Его маман звонила, значит, с ним…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Уже легче… И что же?

ЛЁКА. Она просит… Дело в том, что Веника вызвали в милицию. И задержали там. И, кажется, завели на него какое-то дело. Его маман не знает еще какое дело, но боится все равно ужасно. И она просит, чтобы наш отец… вмешался бы в это дело и попробовал его прикрыть.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он кто: господь бог?

ЛЁКА. Его многие знают… И он многих знает…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Если бы отец так сделал, а Григорий Калиныч об этом узнал, то вы с Ликой остались бы сиротами.

ЛЁКА. Но деда нет!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Будет, куда он денется… Снова свалится нам на головы и будет держать нас в постоянном страхе. Впрочем, саблей ему уже не махать. Я ее с утра пораньше в городской музей отнесла. От греха подальше.

ЛЁКА. Если Венику дело пришьют – и мне плохо придется.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты замешан?! Что вы натворили, говори немедленно!

ЛЁКА. Может быть, ничего. А, может быть, и натворили. Мы не помним.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вы что: оба ненормальные?

ЛЁКА. Под «этим делом» всякое бывает. Стащили мы, кажется, что-то. А что, где, откуда, куда дели – не помним!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Боже мой!.. Кража!.. За какие-то сутки: у дочери – любовь, у сына – кража, у деда – покушение на убийство, и всё в одном доме, в одной семье!.. (Кричит). Вспомни немедленно, что вы стащили?!

ЛЁКА (тоже кричит). Не помню!! Я на стрёме лежал!!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Лежал?..

ЛЁКА (поправляется). Стоял. Было что-то. Стащили. Тяжелое очень. Веник тащил – у него и сейчас спина болит.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вот и всё… Я чуйствовала, что вы чего-нибудь натворите, ждала, и вот – пожалуйста!..

ЛЁКА. Что ты «чуйствовала»?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не смейся над материнским горем! В такую минуту… такая минута… а ты… (Заметив, что Лёка начинает куда-то собираться.) Ты куда?!

ЛЁКА. Пойду сдаваться. А ты топай в булочную.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Зачем?!

ЛЁКА. Купи мне сухарей… с маком. Без мака я не люблю.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Лёкочка, постой! Куда же ты?!

ЛЁКА. Пойду к Венику. Ему без меня, наверное, скучно. Признаюсь чистосердечно, скажу как дело было. Мы без злого умысла, там поймут… И, потом, мы, кажется, ничего серьёзного не натворили.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (умоляюще). Посиди хоть перед дорогой…

ЛЁКА (грустно). Что ж сидеть? Я и так всю дорогу сидеть буду!

(ЛЁКА все же присаживается на стул. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА достает из шкафа ладанку и смущенно протягивает ее сыну.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вот… Я и сама не верю, а так – на всякий случай… Возьми, ценная вещь. Хранит от горя и недугов. (Ловит насмешливый взгляд сына.) Я за нее двадцатку баксов отдала! За такие деньги халтуру не подсунут!

ЛЁКА (берет в руки ладанку, рассматривает ее.) Говоришь, двадцатку баксов отдала? Ну, спасибо. (Хочет положить ладанку в карман, но передумывает.) Знаешь что? Она тебе нужнее. Возьми. (Пауза.) А ты мне сотенку рублей подкинь. Согласна?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Нет! Бери, бери ладанку!

ЛЁКА. Ну, хорошо: пол-сотни дай. Согласна?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Возьми ладанку. А без денег я тебя не оставлю.

ЛЁКА. Я так и знал! Ты у меня – что надо!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (грустно). Куда там!..

ЛЁКА. Нет, точно! На конкурсе мамаш ты была бы первой!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Дай я тебя поцелую!

ЛЁКА (сдерживая порыв нежности матери). Разойдемся по-английски без прощания. (Окидывает взглядом комнату, словно прощаясь с ней). Ну, я пошёл… (Быстро уходит.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (оставшись одна). Лёкочка… Сыночек мой!.. (Медленно подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер). Алло… Олега Николаевича, пожалуйста… Ушёл? Жаль… Что передать? (После паузы). Скажите ему, чтобы скорее шёл домой. Кажется, я хочу умереть… (Кладет трубку на место).

(Затемнение.)

Картина шестая