За полонезом после пятиминутного перерыва шёл вальс, на мой взгляд самый страстный танец из тех, что мне пришлось изучать в этом мире. И да, мне он очень нравится. Сейчас его танцуют не на три такта, как в будущем (раз-два-три, раз-два-три), а на два, и в данное время он более стремителен, более безумен, более волнующ. Это в основном молодежный танец, и воспринимается он молодёжью как альтернатива старым классическим. Все хотят протанцевать его с тем, кто больше всего понравился.
Следующей шла мазурка, и она считается кульминацией бала, его центральной интригой. Это самый весёлый и непринуждённый танец, включающий множество шутливых вариаций, предполагающий многочисленные мужские танцевальные соло, смену стилей и импровизацию. Этот танец требует серьёзной хореографической подготовки, и я его не люблю. Всё же, несмотря на суровый тренинг клана Ростовцевых, мне пока не удалось достичь тех высот, до которых поднялись завсегдатаи столичных балов.
В мазурке, как в балете, надо подпрыгивать и бить ногой о ногу или разворачиваться в прыжке. Брать даму "на грудь", то есть поднимать над собой, сгибая одну ногу и стоя на второй. И хорошо ещё сейчас мазурка стала спокойнее: говорят, лет тридцать назад особо экспрессивные кавалеры, беря даму "на грудь", били себя пяткой по заднице. Ну... разумеется, если приходили на бал без шпор.
Кадриль прошла уже не столь бурно — народ притомился. А по окончании первого тура наступил длительный перерыв в танцах: необходимо было проветрить зал, и общество потянулось в гостиные и буфеты. Кое-кто из кавалеров сразу ринулся угощать дам, кто-то преподносил им цветы, но я этим заморачиваться не стал и просто пошёл в буфет — очень хотелось пить.
Большой бал, а именно на такой я сегодня попал, состоит из пяти туров, или, как ещё говорят, отделений, в каждом из которых по четыре танца. Между танцами устраиваются небольшие промежутки для отдыха, между отделениями — большие, после третьего отделения — ужин. Хотя какой это ужин для нормального человека, скорее уж ранний завтрак, ведь сытно покормят нас в шестом часу утра (бал начался в полночь и закончится в семь часов).
Промочив горло и подсластив жизнь мороженым, я снова направился в зал и быстро нашёл себе партнёрш на следующий тур. Не так всё страшно оказалось, как в мыслях представлялось. Опять дежурные разговоры с девицами — и в танцах, и между ними. Парочку блеснувших умом я даже в буфет сводил, с ними было приятно пообщаться. К третьему туру мой пыл заметно угас. На вальс я ещё пригласил девушку, а вот на оставшееся до ужина время решил взять тайм-аут. Отдохну, а заодно и на танцующих посмотрю.
Встал скромненько у одной из колонн и стал наблюдать. Сейчас хороший тон требует, чтобы в перерывах между танцами мужчины, желающие танцевать, не садились, особенно холостые. Как мне объяснили, если в танцевальном зале холостой мужчина сидит, то общество за кавалера его уже не считает. И беседовать мужчины должны стоя, в том числе с сидящими дамами.
Немного понаблюдал, и опять вспомнилась строчка стихов известного поэта. Я даже произнёс её вслух:
— Толпа мазуркой занята. Кругом и шум, и теснота.
— Любите Пушкина?
Незаметно подошедший молодой офицер, задавший вопрос, встал рядом и с лёгкой улыбкой стал меня рассматривать. Ох, длинный-то какой! Моя макушка ему даже до плеча не достаёт. Он над всей толпой чуть ли не на голову возвышается. Не дожидаясь моего ответа, офицер продолжил:
Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня…
— Прекрасные стихи! Но если уж говорить о балах, то мне нравятся другие:
О, эти петербургские балы!
Очарованье блеска светской пыли,
Где тонкий стан и кудри Натали
Безудержно мужчин в себя влюбили.43
— Что-то я не припомню у Пушкина таких стихов.
— Это стихи моего папа.
Ха, реклама — наше всё! Никогда не поздно поднимать рейтинг старшего Патрушева. Очень хочется заработать на... как бы "его" стихах.
— Вот как! А весь стих вы не могли бы прочесть?
Ой, да что мне, жалко, что ли? Взял и прочёл. Потом ещё один стих, потом ещё. А после, наконец, вспомнил о приличиях, вдалбливаемых мне Ростовцевыми:
— Простите, за красотой поэзии я забыл об учтивости. Разрешите представиться: Александр Владимирович Патрушев.
— Не стоит извинений. Я первый с вами заговорил, первым и должен был представиться.
Он щёлкнул каблуками и повторил при этом мой лёгкий кивок:
— Великий князь Николай Константинович.
Оба-на! Великий князь! Представитель семейства Романовых собственной персоной. И как дальше с ним разговор вести? Общаться с господами столь высокого ранга меня ещё не учили. Вот чёрт! А ведь могли бы местные учителя хотя бы обмолвиться — ну, так... невзначай — о возможной встрече на балу с такими личностями. Как говорится, на всякий случай. А то у них всё танцы, танцы на уме были, да плюс к этому как гостям из захолустной Сибири за столом не облажаться.