Новые горизонты (СИ)

А ещё я заметил, что воздушные и легкие бальные наряды дам очень непрочны. На полу то тут, то там валяются смятые оторвавшиеся цветы, блёстки, множество перьев и даже кусочки кружев. Становится понятно, почему бальное платье используется всего один-два раза. Мужчинам в вопросах одежды значительно проще, фрака им обычно хватает на год, а то и на два. Кто победнее, те и несколько лет в одном фраке ходят. И кстати, дамские башмачки для танцев, больше напоминающие тапочки, тоже недолговечны; как рассказывал Николай, они нередко протираются до дыр за одну ночь.

Как-то так получилось, что я с великим князем под конец даже не попрощался. Мельком заметил, что он ухаживает за дамой, потом меня отвлекли Ростовцевы, собравшиеся всей гурьбой покинуть бал, и, пока я вместе с ними прощался с княгиней Разумовой — хозяйкой вечера, Николай исчез. Видать, нашёл партнёршу для интима. Ну да и бог с ним, свидимся ещё как-нибудь. Между прочим, Ростовцевы не оставили без внимания мои долгие разговоры с Николаем. Граф ещё в карете на пути домой принялся меня просвещать, с кем же мне довелось познакомиться на балу, а уже днём, после моего четырёхчасового отсыпалова, ещё и приехавшая "бабуля" внесла свою лепту.

Все их нравоучения можно было свести к одному: великий князь — человек, конечно, хороший, умный и красивый, но... шалопай редкостный, и лучше с ним дружбу не водить. Для такого правильного мальчика, как я, он неподходящая компания. Ха, пришлось клятвенно заверить будущих родственников, что больше, чем я сам себя порчу, меня уже никто испортить не сможет.

Из дневника великого князя Николая Константиновича:

"Декабря 27, 1869 года. На днях мне двадцать. Великий день совершеннолетия. Каково прожил я? Не знаю. До сего дня я о том не мыслил. Прошёл день, и слава Богу, а жил я одним завтрашним. Итак, детство темно и печально. Счастливых дней не припомню. Нет, пожалуй что помню — всего один. Это день, когда гостил я у государя и государыни. Любил ли я? Другие говорят — любил, а я не уверен. Причинял ли кому-нибудь боль? Быть может. Быть может, для того я и создан. Но нет, вздор, дитя не рождается для зла. И грех на всяком, кто захочет с тем спорить. А всё же были у меня добрые чувства. Но Мирбах46 погубил их во мне. Придётся взращивать их заново. Жить одним рассудком невозможно. Что ж, доживу до тридцати — перечту эти строки. Поглядим тогда…"

Из дневника великого князя Николая Константиновича (нашей реальности, не этой):

"Февраля 2, 1870 года. Великий день в моей жизни. Надо оглянуться на дорогу и вспомнить, что пережито... Не понимаю, за что меня все так не любят, хоть и говорят противное. Обидел я кого-нибудь? Нет. Или я из числа тех людей, которых один вид порождает недоброжелательство. При этой мысли я чувствую, как ядовитая злость наполняет мало-помалу мою душу. Откуда она взялась? Ведь дети со злостью не родятся. Великий грех того, кому я этим обязан... Пусть явятся мои хорошие качества, а дурные пусть умирают. Больше вспоминать мне тошно. Когда мне будет 30 лет, прочту это, если не сожгу с другими тетрадями, как я жёг и уничтожал все, что мне напоминало Мирбаха".

42Пушкин А.С. "Евгений Онегин" (прим. автора).

43стихи Эмилии Нечаевой (прим. автора).

44Тут главный герой ошибается: был в семействе Романовых ещё один выпускник Академии Генерального штаба — великий князь Николай Николаевич (Младший) (прим. автора).

45бутылку шампанского подают завёрнутой в салфетку (прим. автора).

46Мирбах — воспитатель Николая Константиновича. Немец, педант, привыкший воспитывать детей жёстко, часто избивая.

Глава 22

Наконец-то отшумели новогодние праздники и наступили трудовые будни. Отдохнувшие за прошедшие весёлые деньки работяги и государственные чиновники приступили к своим обыденным обязанностям. В полную силу заработали Путиловские заводы, и я, пользуясь советами Николая Ивановича, стал подбирать строительные артели для достройки и переоборудования предоставленных мне в длительную аренду цехов — Путиловского механического и литейного "Аркадии".

Как-то быстро решился вопрос моего вступления в наследование имуществом старшего Патрушева, причём сразу и столичного дома, и родовой усадьбы. Сказались старые связи графа Ростовцева среди судейской братии — он, как-никак, после отставки из гвардии несколько лет в суде почётным мировым судьёй заседал. Мне пришлось присутствовать всего на одном разбирательстве, на котором Путилов с Ростовцевым и Софа, как опекун, подтвердили мою личность и право наследования, а я предоставил документы о безвременной кончине "отца". По ходу дела выяснилось, что никаких заявлений о смерти Александра Патрушева от тёток в петербургский суд пока не поступало. Значит, я оказался прав: Анастасия Георгиевна время тянет, стремясь побольше денег с аренды дома прикарманить. Ну ничего, скоро мы с ней разберёмся.