Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху

Если Клаузевиц называет войну пространством неопределенности, «областью случайности», то именно потому, что она представляет собой взаимодействие («расширенное единоборство»). Центральный «постклаузевицевский» аргумент Калдор заключается в том, что «новые войны» — это «обоюдные предприятия, а не борьба воль». «Заинтересованность воюющих сторон в предприятии войны, а не в том, чтобы победить или проиграть, имеет как политические, так и экономические основания. [...] Войны, определяемые подобным образом, создают общую самоподдерживающуюся заинтересованность в войне, воспроизводящей политическую идентичность и способствующей осуществлению экономических интересов».

Однако кто может положить конец такой войне, которую ведут одновременно государства и военизированные, полувоенные, партизанские, криминальные организации, заинтересованные в том, чтобы она продолжалась? А в ситуациях (наиболее опасных), когда использование международного военного контингента невозможно? «Космополитическое правоприменение» предполагает решимость действовать и нести потери исходя из «интересов человечества». Но как справедливо спрашивает Джин Элштейн: «Под чьим патронажем все это будет происходить? Кто этот миротворец, которого она призывает? Кто создает и поддерживает «независимую и надежную судебную систему и активное гражданское общество»? На каком основании ?» Не говоря уже о том, что до сих пор, к сожалению, «интересы человечества» редко используются иначе, чем в качестве красивой ширмы, прикрывающей «старую» (но не стареющую) империалистическую политику.

И тем не менее подход Калдор продуктивен. Конечно, не стоит ждать от книги чудесного решения, однако она не только предлагает способ мыслить современную войну, но и напоминает нам об ответственности. «Общество» и «культура» — давно на линии фронта. Мэри Калдор цитирует предупреждение Руссо:

Нетрудно понять также, что война и завоевания, с одной стороны, и усугубляющийся деспотизм, с другой, взаимно помогают друг другу; что у народа, состоящего из рабов, можно вволю брать деньги и людей, чтобы с их помощью покорять другие народы; что война дает одновременно и предлог для новых денежных поборов и другой не менее благовидный предлог для того, чтобы постоянно содержать многочисленные армии, дабы держать народ в страхе. Наконец, каждому достаточно хорошо видно, что государи-завоеватели по меньшей мере так же воюют со своими подданными, как и со своими врагами, и что положение победителей не лучше положения побежденных .

Предисловие к третьему изданию

За последние годы ряд исследователей отмечали не только снижение потерь, связанных с боевыми действиями, но и феномен, описываемый ими как упадок войны в XXI веке. В число подобных работ входят знаменитая книга Стивена Пинкера «Лучшие стороны нашей натуры», Доклад о безопасности человека (Human Security Report) и книга Джона Мюллера «Обломки войны».

В данных исследованиях показан упадок того, что я в этой книге называю «старой войной», то есть войны с вовлечением государств, где решающее столкновение сил представлено сражением (battle). Все эти исследователи основывают свои заключения на Уппсальской программе сбора данных о конфликтах, в рамках которой конфликт определяется участием в нем государств и характеризуется определенным минимумом боевых потерь (battle deaths). В новые войны вовлечены сети государственных и негосударственных участников, а основная масса насилия направлена против гражданского населения. Некоторые критики тезиса о «новой войне» смешивают новые войны с гражданскими и утверждают, что в настоящее время на убыль идут и межгосударственные, и гражданские войны. Однако новые войны, как я поясняю во введении,—это войны, в которых размыто различие между внутренним и внешним. Новые войны и глобальны, и локальны, и они отличаются как от классических межгосударственных, так и от классических гражданских войн.