Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху

В своей книге «Нации и национализм» Эрнест Геллнер анализирует связь между национализмом и индустриализацией. Он описывает появление вертикально организованных светских национальных культур на основе национальных языков, которые позволили людям ответить на вызовы эпохи модерна и обеспечить повседневное взаимодействие с промышленностью и государственной властью. По мере того как фабричное производство приходило на смену различным сельским занятиям и все новые и новые аспекты повседневной жизни испытывали вторжение государства, у людей появлялась потребность в общем административном языке (как для устного, так и для письменного общения) и в приобретении определенных стандартизированных навыков. Более ранние общества характеризовались существованием горизонтальных высоких культур (например, латинской, персидской, древнеиндийской и т. д.), которые основывались на религии и не обязательно были связаны с государством. Они сочетались с большим разнообразием вертикально организованных низких народных культур. Если более ранние высокие культуры воспроизводились в религиозных институтах, а низкие культуры передавались посредством устных традиций, то новые вертикальные национальные культуры генерировались новым классом интеллектуалов (писателей, журналистов, школьных учителей), который появился вместе с введением книгопечатания, публикацией светских изданий (таких, как газеты и романы) и распространением начального образования.

Есть основания полагать, что процесс глобализации уже начал ослаблять эти вертикально организованные культуры. По всей видимости, сейчас появляются новые горизонтальные культуры, возникающие из новых транснациональных сетей, в основе которых лежит тот или иной из формирующихся транснациональных языков: конечно, это английский язык, зачастую связанный с культурой массового потребления и всемирно известными брендами, вроде Coca-Cola, McDonald’s или Starbucks, но также арабский, продвигаемый с помощью новых спутниковых телеканалов наподобие «Аль-Джазиры» или «Аль-Арабии», и, благодаря распространению социальных медиа, китайский, испанский или хинди. Будучи результатом некоего нового утверждения местной специфики, они сочетаются с пестрой мешаниной национальных, локальных и региональных культур.

Термин «глобализация» скрывает под собой комплексный процесс, который в действительности включает в себя одновременно глобализацию и локализацию, интеграцию и фрагментацию, гомогенизацию и дифференциацию и т. д. С одной стороны, этот процесс создает инклюзивные транснациональные сети людей. С другой стороны, он исключает и атомизирует значительное число людей, более того, подавляющее большинство. С одной стороны, облик того, как живут люди, во многом сформирован событиями, происходящими вдали от тех мест, где они живут, и неподвластными их контролю. С другой стороны, налицо новые возможности для усиления роли локальной и региональной политики через ее включенность в глобальные процессы.

Процесс глобализации имеет длительную историю. Более того, некоторые полагают, что настоящая фаза глобализации не представляет собой ничего нового: с момента своего зарождения капитализм всегда был глобальным феноменом64. Впрочем, за последние 20 лет новым стала поразительная революция в области информационных и коммуникационных технологий. Я бы сказала, что этот научно-технический прогресс придает качественную глубину самому процессу глобализации, который пока еще никоим образом не предрешен. На данный момент контуры этого процесса образованы послевоенными институциональными рамками, и в частности курсом на дерегулирование, который был взят правительствами в 1980-1990-х годах. Его будущее будет зависеть от эволюции политических и социальных ценностей, действий и форм организации. Сейчас я обрисую некоторые ключевые тренды, имеющие отношение к пониманию данной эволюции.