Новые идеи в философии. Сборник номер 4

Я нахожу, что эта объективность не-воспринимаемого опыта, этот полный параллелизм в вопросе о реальности между непосредственно ощущаемым и мыслимым так прекрасно выведены в «Grundzüge» Мюнстерберга, что я позволю себе привести его слова: «Я могу только думать о своих объектах», говорит Мюнстерберг, «но они выступают в мыслях моих совершенно так же, как и воспринятые объекты, так что генезис постижения их совершенно безразличен. Книга, лежащая здесь на столе передо мною, и книга в соседней комнате, о которой я думаю, для меня обе в одинаковом смысле данные реальности, признаваемые и отличаемые мною. Если согласиться с тем, что воспринятый объект не есть идея во мне, что восприятие и вещь, как одно неразрывное целое, в действительности переживаются там, вне, то нет основания думать, что объект, существующий только в мысли, скрыт внутри мыслящего субъекта. Мыслимый мной объект, существование которого я отмечаю, хоть он и не воздействует сейчас на мои органы чувств, все же занимает определенное место во внешнем мире, совершенно так же, как и объект, «непосредственно видимый мной». «То, что справедливо относительно «здесь» и «там», так же верно относительно «теперь» и «тогда». Я знаю вещь, которую воспринимаю сейчас, но знаю также и вещь, бывшую вчера, а теперь уже исчезнувшую, но которую помню. Обе они могут определять мое настоящее поведение, обе суть части отличаемой мною реальности. Правда, что у меня недостает уверенности относительно многого прошлого, так же как и настоящее не кажется мне достоверным, раз я только смутно воспринимаю его. Но в принципе промежуток времени не изменяет моего отношения к объекту, не претворяет его из известного объекта в душевное состояние… Вещи, находящиеся вот в этой созерцаемой мною комнате, и те, что я видел на далекой родине, то, что происходит сейчас и что случилось в давно-минувшем детстве, – все это одинаково воздействует и влияет на меня с убедительностью, непосредственно переживаемой в опыте. Все это составляет мой действительный мир непосредственно, без предварительного ознакомления и посредничества со стороны идей, иногда возникающих во мне… Из этого внешнего по отношению ко мне характера моих воспоминаний и ожиданий вовсе не следует, что внешние объекты, отмечаемые мною в этих опытах, существуют непременно и для других. Объекты мечтателей и лиц, подверженных галлюцинации, совершенно не имеют силы для всех. Но будь то кентавры или золотые горы, – они все же существовали бы «там», в мире сказок, а не внутри нас»55.

Несомненно, что это – непосредственный, первоначальный, наивный или практический способ схватывания мира мышления. Не будь мира восприятий, служащего ему «редукцией» в Тэновском смысле этого слова, в силу того, что он «сильнее» и более достоверно «внеположен» (так что весь мир мышления кажется по сравнению с ним слабым и внутренним), мир нашего мышления был бы единственным миром, и мы верили бы в его абсолютную реальность. Так бывает во сне и в мечтах, пока восприятия не прерывают их.

И все-таки, подобно тому, как созерцаемая комната (вернемся к нашему старому примеру) есть тоже еще и поле сознания, так же и мыслимая или запоминаемая комната есть тоже еще и душевное состояние; и двуликость опыта в обоих случаях одинаково покоится на одинаковых основаниях. А именно, комната, о которой мы думаем, связана многими мысленными петлями со многими вещами, о которых мы также думали. Некоторые из этих петель крепкие, другие – нет. В личной жизни читателя комната связана с определенным днем – быть может, он видел ее всего раз, год тому назад. Но с другой стороны, в историю дома она входит как постоянная составная часть. Некоторые петли, по выражению Ройса, проявляют своеобразное упрямство, свойственное фактам; в других замечательна текучесть, свойственная воображению, – они приходят и уходят по нашему желанию. Рассматриваемая вместе со всем домом, с именем города, владельца ее, строителя, вместе с ценностью ее и устройством, комната сохраняет определенное положение, к которому, как только мы попытаемся ослабить связующие их петли, она стремится вернуться, чтобы утвердиться в нем с новой силой56. Одним словом, комната сцеплена с этими своими спутниками и не выказывает никакой склонности сцепления с другими домами, городами, домовладельцами. Обе эти группы спаянных с нею и лишь слабо связанных спутников ее неизбежно противополагаются. Мы называем первую системой внешних реальностей, посреди которых существует «действительная» комната; другую мы обозначаем, как поток нашего внутреннего мышления, в котором она на минуту выплывает, как «мысленный образ»57. Итак, комната опять входит в расчет двояко. Она играет две различные роли, будучи и Gedanke и Gedachtes, связанными воедино мыслью об объекте и объектом, и все это безо всякого парадокса или тайны, подобно тому, как одна и та же вещь может быть низка и высока, мала и велика, худа и прекрасна, смотря по отношениям ее к противоположным частям окружающего мира.