Так как это Я имеется во всяком переживании сознания, то психология везде и всегда является наукой об этом Я. Когда психология говорит о переживаниях сознания, об ощущениях и представлениях, например, и наконец, даже о чувствованиях, будто таковые существуют вне непосредственно переживаемого Я, то она говорит о вещах, которых нет нигде в мире. Всякая попытка понять жизнь сознания так, будто она состоит или складывается из таких элементов, всякая даже вообще мысль, что в нашем сознании что-либо «складывается», свидетельствует о полном незнакомстве с тем, что является истинной сущностью сознания. Уразумение этого положения вещей, коротко говоря, преодоление всякого психологического «атомизма» может быть признано первым более специальным условием всякой здоровой психологии.
Но отношения различных переживаний сознания к этому Я-сознания различны. Содержания ощущений и соответствующие им содержания представлений представляют собой нечто, отличное от Я. Когда я вижу или переживаю красное, то я переживаю это всякий раз, как мое ощущение или представление красного. Я переживаю это в этой связи со мной, с Я-сознания. Но я не вижу, не переживаю себя, как красное. Другое дело – мои стремления, акты, действия и чувствования: в них я непосредственно переживаю себя самого. Первые суть объективные переживания сознания, а вторые – субъективные. Субъективные переживания сознания суть непосредственные переживания нашего Я. Резкая граница между первыми и вторыми есть второе основное требование описательной психологии. Уразумение необходимости этой границы приводит к абсолютному отказу от всякой попытки сводить какие бы то ни было стремления, действия, чувствования к содержаниям ощущений, в особенности к содержаниям органов нашего тела или так называемых органических ощущений.
Но важнее еще, чем эта противоположность, существенная и основная противоположность в жизни нашего сознания, именно противоположность между имением содержаний ощущений или представлений, короче, содержаний сознания с одной стороны и мышлением о предметах – с другой. Предметы – не содержания, а они то, что противополагается мне и моим содержаниям, как трансцендентное. Предметы образуют мир, абсолютно отличный от всяких содержаний. Это становится ясно самым непосредственным образом, если принять в соображение, что известные среди этих предметов, именно те, которые мы называем действительными, ведут свое существование независимо от всякого сознания. Содержания суть представители или символы предметов. В этом заключается их истинное значение для сознания.
И подобно тому, как предметы – не содержания, так и мышление не есть жизнь представлений, которая могла бы быть даже сведена к механике процесса представления, а есть нечто совершенно новое, которое и носит именно название мышления. Когда наше Я мыслит предметы или противополагает себе мир предметов, оно поднимается в совершенно новую сферу. Душевная жизнь становится духовной жизнью; в мышлении дух наш или наше духовное око выходит за пределы сознания и полагает тот трансцендентный мир. Вся и всяческая духовная деятельность распространяется на сознательно мне противополагаемые предметы. Но в мышлении эти предметы возникают для меня. В акте мышления наше Я преступает «духовный порог».
Специфически духовная деятельность – мы называем ее также и апперцептивной деятельностью – имеет однако две, конечно переходящие друг в друга стороны. Во-первых, это – деятельность сознательно упорядочивающая, придающая самостоятельность и обобщающая, объединяющая и устанавливающая известные отношения. В этой деятельности пред сознанием возникают единичное и множество, целое и части, тождественное и различное, равное и неравное, формы, субстраты и весь рой отношений. Ничто из всего этого не содержится в содержаниях и не складывается из них, а все это возникает лишь, как нечто совершенно новое, как плод апперцептивной деятельности и совершенной ею духовной переработки материала, данного в содержаниях ощущений. Искать значение какого-нибудь из понятий, определяющих нашу духовную жизнь, в содержаниях наших ощущений было бы столь же бессмысленно, как было бы бессмысленно выводить духовное содержание божественной комедии из формы букв, которыми она напечатана. Только при рассмотрении этой духовной жизни перед психологией вырастает самая существенная ее задача. Очевидно, следовательно, что эта задача лежит за пределами учения о содержаниях ощущений.