Новые крылья

Капитан надеялся, что продувкой цистерн, если она удастся, танкер можно будет заставить всплыть. Иначе под килем на глубине шести километров всех ждет мертвый покой океанского дна.

— Помогите, Ольга Ивановна, — попросил механик Осокину. — Вы знаете систему лучше меня.

Молодая женщина шагнула к пульту. Сосредоточенно оглядев его, она нажала две кнопки. Рубиновые лампочки не вспыхнули, но не показались и зеленые точки, свидетельствующие о действии продувки.

Ольга, не отрываясь, смотрела на приборы. Сознание мучительно фиксировало цифры, показывающие погружение носа и кормы танкера. Механик едва слышно шептал рядом:

— Двадцать семь, двадцать девять, тридцать пять, тридцать девять… Флаг уже под водой… Сорок один метр…

Молодой матрос, проведя рукой по влажному лбу, спросил, улыбнувшись жалко и растерянно:

— На сколько же нам тут хватит воздуху?

Ему никто не ответил.

Ольга, не отрываясь от пульта, твердо предложила:

— Продуем форпик. Там, кажется, система не нарушена.

От духоты и напряжения у механика по лицу текли струйки пота. Вцепившись левой рукой в поручень, он осторожно нажал кнопку, расположенную в стороне от кнопок продувки отсеков. Всем показалось, что корабль едва заметно вздрогнул. Значит, в форпик уже рвется через дроссельные клапаны сжатый до двухсот атмосфер воздух. Он легко выгонит из форпика воду, увеличит тонн на пятьсот пловучесть носовой части.

— А запас сжатого воздуха не уменьшается, — хмуро показал капитан на главный манометр. — Что это значит?

Ольга, пошатнувшись, с трудом ответила:

— Мы… катимся к вертикали. Теперь ясно: взрывом повредило главный коллектор проводов управления. Этого никто не мог предвидеть.

Отчаянные попытки уменьшить дифферент на нос ни к чему не привели. Люди, закупоренные в тесном отсеке, все ясней понимали, что совершается непоправимое. Не приспособленный к полному погружению, тяжело раненный корабль уходил в глубину. Так прошло четыре часа.

Дышать становилось все труднее.

Жадно глотая душный воздух, Ольга тянулась к выгравированной на листе матового металла схеме аварийной автоматики. По четким линиям и знакам схемы плыли хороводы туманных пятен.

«Ведь это моя система», — тонко жужжал у самого уха Ольги какой-то невидимый прибор. Нет, это не прибор, а где-то в глубине мозга, затуманенного удушьем, бьется мысль.

В памяти вдруг всплыло: инженер Воронов разглядывал первый удачный образец нового судостроительного металла.

— Это чудесно, Ольга! — сказал он, не поднимая головы от окуляров. — Ты видишь — все ячейки правильной эллипсоидальной формы, как и предсказывал Норенко. Вот тебе и путь от никуда не годного губчатого сплава к сплаву с замкнутыми микропустотами. Теперь мы сможем строить замечательные корабли— бензовозы-рефрижераторы.

Воронов выпрямился и, отыскав глазами белевшие у прокатного стана фигуры Норенко и Саакяна, лукаво сказал Ольге:

— Завидная выдержка! Делают вид, что это их не касается.

Воронов тогда улыбнулся и показал самые первые образцы пенометалла. Весь шлиф был изрыт черными пузырчатыми раковинами, обычными газовыми раковинами, с которыми так борются литейщики.

Последние недели Саакян с ожесточением обрабатывал десятки проб присадочных порошков ультразвуком и, наконец, достиг цели. Раскаленный до 1300 градусов порошок оставался неизменным, пока не попадал в сферу ультразвука. Первой своей настоящей удачей Саакян считал опыт, при котором с грохотом взорвало тигель. В лаборатории воздушной волной высадило все стекла, а пламенем смелому экспериментатору повредило его великолепные усы.

Прибывшие к месту происшествия заводские пожарные застали Хачатура Айрапетовича у длинного лабораторного стола за засыпкой присадочного порошка в новый тигель.

— Помощь нужна? — поспешно спросил старший пожарный, оглядывая причиненные взрывом разрушения.

— Благодарю, я сам, — спокойно ответил Саакян. — Я сейчас еще одну такую пробу устрою. Вы держитесь подальше.

Заметив изумление на лице борца с огнем, Саакян расхохотался и успокоил его:.

— Я порцию поменьше сделаю. А стекол в окнах все равно уже нет. Зато какая удача, дорогой мой!

И это действительно была настоящая удача. Предположение Воронова о необходимости увеличить содержание в порошке титана полностью подтвердилось. И каждая крошечная частица порошка, превращаясь мгновенно в газ внутри расплавленного металла, создавала в нем сферическую замкнутую ячейку с прочными стенками, покрытыми сплавом титана. Удалось повысить и качество самого металла, который от сложных присадок приобрел чудесный зеленовато-жемчужный цвет, удивительную прочность.

…Из густой туманной пелены появилось совсем рядом лицо капитана… Он тряс инженера Осокину за обмякшее плечо и хрипло шептал, открывая рот так широко, словно кричал во весь голос:

— Ольга Ивановна… Оч-ни-тесь! Механик хочет продувать напрямую. Напрямую!.. Выдержит трубопровод? Очнитесь, иначе — смерть…