Новые крылья

Разговоры, разговоры. Много пустых разговоров об одном и том же. Нет, мы-то с Анной всё больше молчим. Это Беляночки стараются нас ободрить и убедить в полном благополучии. Расписывают, как я понравлюсь ему, не без их содействия, разумеется, как он умилится нашему счастью, как мы все вместе отправимся отсюда в Лион. И чем больше они стараются, тем тревожнее у меня на душе. Вечером, когда мы с Анной вышли пройтись перед сном, мне показалось, что она уже перестала бояться, и тревога ее уступила место безразличию. Но мне не безразлично, что будет с ней. Вот приедет человек, не желающий ни с кем делить свою дочь, желающий убить ее ребенка и, чуть ли не ее саму. Он, вероятно, был уверен, что она покорится его воле и ждал ее возвращения, а вовсе не известия от благостных старушек о «счастливом разрешении вопроса». Зачем он едет теперь? В 2 часа ночи я постучался к Вольтеру, он оказался не один и не одет, но мне не до того было. Взял у него 500 р. и 300 марок и пошел будить Анну. – «Здесь слишком много врачей, это город врачей, сюда все лечиться едут. Неужели ты думаешь, что твой отец со своими деньгами не найдет ни одного способного избавить тебя от ребенка насильно. Если мы хотим спасти дитя, то должны немедленно ехать, собирайся сейчас же!» Она не возразила мне, не стала убеждать, что ее отец не такое чудовище и не допустит насилия над ней, не уверяла, будто есть еще надежда, что он простит ее и примет наш союз, не спрашивала даже, куда мы поедем и как, а только попросила дать ей возможность одеться. Я ушел искать Митю, чтобы он помог мне собраться и найти экипаж до станции.

29 июля 1910 года (четверг)

В 5 часов мы выехали на повозке, в которой привозят в санаторий молоко. До станции ехать часов 6. Часа через 1 ½ Анне стало дурно, ее укачало и тошнило от старого молочного запаха. Мы сошли, я отправил нашего возницу обратно. Анну тошнило, в лице ни кровинки. Я узнал у проезжавших мимо, где ближайшая гостиница, и попросил их отвезти туда наши чемоданы, сами мы пошли потихоньку пешком. Понемногу Анна пришла в себя, повеселела. Смеялась надо мной, что я все чемоданы отдал незнакомым людям, а саквояж с дневником Демианова оставил при себе. Я возразил, что кроме дневника там еще и все наши деньги, но она продолжала смеяться: «Нет, нет, дневник – самое ценное!» В гостинице позавтракали. По совету кельнера, рассказавшего, что совсем рядом есть прекрасное местечко, пошли на реку купаться. Вдвоем на природе, свободные от всех, как Адам и Ева. Прекрасно! Отдохнув, успокоившись и чувствуя себя в безопасности, мы решили, что спешить некуда. Здесь вполне можно дождаться приезда отца и вступить с ним в переговоры. Теперь, когда мы для него относительно недоступны, и угроза принудительного аборта не так сильна. Все же, он отец ее, она его любит, и если есть хоть малейшая надежда наладить отношения, мы не должны пренебрегать.

30 июля 1910 года (пятница)

Нежились в постели, лакомились фруктами, купались. У меня был случай рассмотреть Анну получше, действительно есть небольшой животик, кругленький, упругий, очень красивый. Теперь, когда я думаю о ребенке, мне не мальчик и не девочка представляется, а вот этот кругленький Аннин животик, вот его мы должны спасти.

31 июля 1910 года (суббота)

Анну оставил в гостинице, сам пешком ходил в Киссинген, в наш санаторий. А.Г. с друзьями снова в отлучке со вчерашнего дня, Митя, слава богу, оказался на месте, они его не взяли. Я оставил наш адрес, попросил сообщить, когда приедет Сухотин или месье Сотэн, как он называется, живя во Франции. Я дал Мите 10 марок, и он обещал никому про нас ничего не говорить. Конечно, Сотэн может дать больше, но я надеюсь на Митину дружбу. Тетушек предпочел не навещать.

1 августа 1910 года (воскресенье)

Анна здорова, спокойна. А мне не по себе немного. Смогу ли защитить ее? Не глупость ли мы делаем оставшись? Не выдаст ли Митя? Если отец решит забрать ее силой, сколько людей с ним будет? В последний раз я дрался еще в гимназии с троими, с тех пор – никогда. Анна переняла мою привычку гадать по демиановскому дневнику, и говорит, что ей все хорошее всегда выпадает, правда, тут же начинает шутить, что не очень знает, как трактовать места о любви между мужчинами и о браке Правосудова, поэтому всё трактует в свою пользу. Это место, где Правосудов внезапно исчезает, а потом внезапно женится и мне часто выходит. Я попросил хозяина освободить для нас комнату в самом нижнем этаже. Если что – в окно сбежим.

2 августа 1910 года (понедельник)