Новые крылья

Ни на минуту я не верил в порошки, холодное купание и сладкое питье, прописанные доктором. И даже застав в комнате только спящую Анну, не поверил. На месте младенца снова живот. Я приподнял одеяло, нелепо конечно, но очень уж надеялся, что он не оставит меня. Разочарованный, подавленный, уставший примостился рядышком с женой, обнял ее, она очнулась на мгновенье, поняв, что это я, прижалась покрепче, снова заснула. Долго и тщетно я таращился в темноту, ждал. Наверное, заснул, потому, что не лежал уже в темной комнате возле Анны, а шагал по солнечному морскому берегу, и рядом шел ребенок, держа меня за руку. Только это был не младенец, а большой, лет семи, мальчик, ужасно похожий на Анну и на московского Алешу, и чем-то на Демианова, вероятно, глазами – темными, слегка на выкат. Он сказал:

– Я так рад, что ты мой папа. А ты рад?

– Конечно.

– Ты помнишь, как я был совсем еще маленьким и спрятался, а ты не мог меня найти?

Мне как будто припомнилось, что-то такое, наш дом и сад в Лионе и пропавший малыш, и встревоженная Анна, и благополучный исход. Я сказал: «Помню».

– Ты очень тогда испугался?

– Очень.

– А, знаешь, я тебя никогда теперь не оставлю.

– Хорошо.

– И всегда буду помогать.

– Спасибо.

Вдруг он вырвал ручонку закричал: «Большая мышь! Большая мышь!» – и побежал вперед.

14 ноября 1910 года (суббота)

Я проснулся. Анна уже поднялась. Она заглянула мне в глаза и заявила: они такие, как прежде, и по ним ей видно, что все у меня прошло. Гуляли с беляночками. Я еще немного думал о своем сне: простой ли это был сон, или мой мистический малыш возвратился ко мне таким образом. Ну, поживем – увидим. Дома застали обеспокоенного Демианова, который не находил себе места, не зная, идти ли разыскивать меня, или ждать. Он тоже нашел мой вид здоровым. Пошли разговоры, что на колдуна, меня отравившего, чуть не в полицию следует донести. Что нужно написать Дагу, выяснить, что это за яд так действует. Я ни с кем не спорил, вяло отвечал, что дело кончено и не стоит больше внимания. Какое! Столько у них впечатлений о том, как я чудил. Ну, и пусть говорят и думают что хотят.

Вечером Пьетро, принес письмо: Отец Анны скоро приезжает нас навестить. Большая мышь – «гро сури»! Значит малыш не обманул: не оставит, подскажет, предупредит! С нетерпением ждал отхода ко сну, но в эту ночь спал без сновидений.

15 ноября 1910 года (воскресенье)

Я устроил так, чтобы Анна ушла к матери и теткам, а сам позвал Д. погулять вдвоем. Говорил с ним доверительно. О младенце, о сне. Сначала было страшно – поймет ли? Сказал, что понимает. Уверял, что считает связь «мыши» и письма очевидной, что сумасшедшим меня и не думал считать. Мне хотелось ему верить. Долго бродили, размышляли, философствовали о вещих снах, о возможности вызывать их по желанию. Я еще рассказывал о младенце, о том, как слушая его, испытал сначала священный ужас, а потом, когда сменил он гнев на милость – легкую ясность в душе и твердое знание, что нужно делать и как. Демианов предложил мне записывать сны. Советовал больше к колдуну не ходить, впрочем, я и сам не ощущаю потребности. От разговора с М. осталось чувство легкого разочарования, хоть он не посмеялся надо мной и, кажется, поддержал, а все ж не до конца меня понял. Принял решение эту тему не обсуждать больше ни с кем. Зашли за Анной. Там встретили Пьетро. Я почему-то был уверен, что он уже счастлив вполне со своей возлюбленной – ан нет! Она по-прежнему на чувства его не отвечает. Что такое? Как же колдун? Оказалось, Пьетро получил от него мешочек специального состава из трав, которые нужно заварить и дать ей выпить, но нет никакой возможности это осуществить. Демианов вызвался устроить. Между прочим, я заметил, что Пьетро теперь стал на меня иначе смотреть – как-то почтительно, немного испуганно. Сам ко мне почти не обращается и отводит глаза, когда я с ним говорю. Анна тоже заметила, сказала, он стыдится, что способствовал моему отравлению. Но я другого мнения.

16 ноября 1910 года (понедельник)