Новые крылья

Новое занятие нашлось для нас с М.А. — письма Мышонка. Вместе читали, долго говорили о нем. М.А. верит всему, что он пишет. Я же, зная Мышонка, многое принимаю просто за его фантазии. Вот, например, что касается того офицера, уж больно он идеальный персонаж и как-то очень уж быстро вышел на сцену. Слишком впрок пошли Мышонку советы дорогого нашего учителя, которые он даже не начал еще толком давать. Мы с М.А. заключили пари, я уверен, что подпоручик фантазия, он — что, несомненно, реальное лицо.

Таниным экзаменам скоро конец. Буду перевозить их с мамой на дачу. Возможно, поедем вместе с М.А. и семейством.

Демианов показывал портрет, писаный с него в юности. Поразительно, почти точная копия классической головы Антиноя. Я и раньше слышал о том, что он был похож, но чтобы так! Возможно, художник намеренно преувеличил тогда сходство, но теперь, взглянув на М. несколько другими глазами, я вижу эти губы и нос действительно необыкновенно похожи. Глядя на античные статуи, белые как мел, я никогда не мог увидать в них живых людей, а теперь вот отчетливо представляю живого Антиноя. А, между прочим, у нашего Антиноя тоже был в юности офицер, даже князь. Может быть, поэтому он так верит в мышонкиного, а, может быть, и у него это прекрасная легенда. Тогда получается своего рода заговор между ними, молчаливый и трогательный.

Миша хочет ехать в Москву, а не на дачу. Я его понимаю. Впрочем, в Москве тоже будет дачный сезон, а С. мы уже выписали в Петербург.

16 мая 1910 года (воскресенье)

Таня спросила меня, как-то вдруг, ни к чему, часто ли я вспоминаю папу. Я ответил, что часто. Но так ли это в действительности? Пожалуй, что нет. Но я не чувствую ни раскаяния ни неловкости. А еще я подумал, что папа, пожалуй, не одобрил бы моих знакомств. Особенно с Д. Впрочем, если бы он был жив, все было бы по-другому. Я и в театре бы не оказался, кончил бы гимназию, пожалуй, и в университет бы поступил. Да что толку теперь об этом думать. Нет. Я почти не вспоминаю его. Я его любил, когда он был жив, но теперь я совсем не чувствую, что мне его не хватает.

С Митей и М.А. ходили в церковь, ставили свечки за здравие А.Г. Потом ходили гулять в Таврический. М.А. был невесел и я что-то затосковал. Все же, мысль об отце меня стала занимать. Смог бы он запретить мне что-нибудь, когда я уже не ребенок, ну, хоть вот ходить в Таврический с грамотными, как Демианов выражается, друзьями? А еще смешно, что Мышонок верит в свою исключительность, в особое свое предназначение, именно потому, что он не таков как другие. Видел бы он, сколько их тут, особенных, у нас по Таврическому слоняется. Нет. Это что-то я слишком зло иронизирую, разве можно сравнить Демианова с ними со всеми! Несомненно, он стоит выше. Да и у Мышонка очевидны большие задатки. Завидую я им что ли? Un peu, peut-^etre[9].

17 мая 1910 года (понедельник)

Был у Правосудова в мастерской. Так славно мы с ним посидели, попили чаю, он показывал свои новые рисунки и эскизы костюмов. Я попросил его сделать для меня копию с портрета Демианова и рассказал про Антиноя. Правосудов улыбался, он согласился со мной, что теперь, пожалуй, сходство М.А. с идеальным юношей не очевидно, но если знать, и отыскивать специально, то вполне можно найти. Я в обычной своей манере расчувствовался слишком и слишком разоткровенничался, чего немного стыжусь. Рассказал, какое впечатление произвел на меня тот портрет, когда я впервые его увидел и еще про девочку из своих снов. Правосудов человек очень сдержанный и спокойный, он сделал вид, что не заметил моих откровений, тех, что слишком, а с некоторой карикатурностью своего творения согласился. Расстались мы очень тепло, он звал меня к себе. Девочку с лицом Демианова он изъявил желание нарисовать непременно.

Бедный А.Г. еще слишком слаб. Все мы, как можем, утешаем и жалеем нашего дорогого Вольтера. Митя возле него почти неотлучно, зарос, осунулся и подурнел. А.Г. недоволен этим. Вообще он очень капризный больной, довольно малейшего повода, чтобы его раздражить или вызвать недовольство. И нельзя упрекать его: он так любит жизнь и удовольствия, которых теперь лишен. Вместо изысканных кушаний — пресные кашки и горькие лекарства, вместо путешествий — постоянное лежание, вместо тонких духов — бесконечный дурной запах, вместо хорошеньких веселых мальчиков — нудный небритый Митя.

18 мая 1910 года (вторник)

Мишель не хочет на дачу. Прямо до слез доходит. Казалось бы, что ему? И фортепьяно там есть и те же все занятия. На природе писателю разве не благодать? Куда там! Пойди, уговори его, слушать ничего не хочет, он оплакивает разлуку с «милыми друзьями».