Новые крылья

Разбирали почту. Для меня тоже было письмо от мамы и Тани. У них всё по-прежнему, скучают обо мне. А от Д. ничего. Меня это больно кольнуло. После ужина, отказавшись от вечерних увеселений, ушел пораньше к себе. Открыл дневник наугад, наткнулся на ту самую историю с женитьбой Правосудова. С середины прочел до конца, потом отыскал начало и от начала до конца прочел еще раз. Да. Демианов своенравный и капризный и не всегда справедливый к другим. Но как сжимается сердце, жалея его. И как всё во мне восстает против тех, кто его обижает. Милый, нежный, чувствительный и беззащитный. Слезы текли у меня по щекам, неужели и я теперь среди злодеев, такой же, как Правосудов и другие?

1 июля 1910 года (четверг)

m-lles Клер и Бланш обеспокоены тем, что не едет их petite-ni`ece[17]. Их вообще страшно беспокоит эта особа. Теперь мне стало ясно, что я не понимаю о чем идет речь, не только потому, что не знаю, как следует, французского, но и потому, что их беспокойство состоит из одних недомолвок, намеков и оговорок. Короче говоря, Беляночки интригуют. Демианов не пишет. Ни мне ни Вольтеру. Неужели обижен? Или увлечен другим? Уж лучше бы так.

M-lle Кики, подружка маркиза, сидела в нашей гостиной дожидаясь своего приятеля. Я тут же разбирал счета. Они с Вольтером развлекали друг друга несколько сальными разговорчиками. Когда он попросил меня помочь им, я был сосредоточен на своем деле и никак не мог уяснить, что он хочет. Тогда А.Г., извинившись перед m-lle, стал объяснять по-русски. Оказывается Ап. Григ. убеждает эту «милую девушку» в том, что целоваться в губы одновременно втроем очень даже возможно, что он и желает ей продемонстрировать сейчас же с моей помощью. Я, смутившись, стал лепетать, что неуверен, что маркиз одобрит подобные упражнения, и что лучше бы Вольтер его пригласил. На что Аполлон отрезал: «Маркиз со мной целоваться не станет». Я сказал, что тоже не уверен в возможности такого поцелуя. Вольтер обрадовался: «Сейчас я вас всех научу! Идите сюда!». M-lle захихикала, я покраснел, наши лица приблизились, и действительно, три человека могут все вместе одновременно целовать друг друга, ничуть не мешаясь. Говоря откровенно, ничего более восхитительного, невероятного, волнующего я еще в жизни не испытывал.

2 июля 1910 года (пятница)

Затишье. То ли под влиянием доктора, то ли само по себе. На нашем этаже гостей почти нет. За столом у В. не так оживленно. Потихоньку гуляем, пьем водичку, кушаем, что можно — лечимся. Я уже начинаю опасаться, что, несмотря на развлечения, очень скоро все здесь смертельно наскучит. У меня одно утешение — Вольтер, несомненно, соскучится раньше меня. И тогда мы уедем. Демианову написал отчаянное письмо. Слишком несдержанное. Неужели и на него не ответит?

3 июля 1910 года (суббота)

Гуляние, катание и та же всё компания… и Демианов не пишет, а без его внимания, ах, вот опять рифма, но все же, без него мне не до стихов. Маркиз взялся учить меня игре в теннис. Пока получается плохо. Его подруга улыбается и подмигивает, но мне она не интересна. Я бы с радостью повторил тройной поцелуй, он произвел на меня впечатление. Это похоже на ритуальное действо, такое таинственно странное. Но ни в коем случае не с ней. И не с Вольтером тоже. А кого бы я хотел видеть на их месте? Не могу сказать. Демианов с Ольгой, пожалуй, не захотят целоваться. Наверное, Демианову это совсем бы не пришлось по вкусу. А Ольга? Кого бы взяла третьим Ольга? И тут я вспомнил разговор с сестрой об ее идеале. Пожалуй, Ольга захотела бы взять третьим партнером Таню или другую женщину. Но для меня две женщины сразу — определенно перебор.

4 июля 1910 года (воскресенье)

От Демианова письмо. Наконец-то! Простое, милое, веселое. Мне стало стыдно за свое, с подозрениями и упреками. Денег у него опять нет, и он был вынужден, все же, перебраться на дачу. Часто видит моих. Все здоровы. Прислал мне стихи. Чудесные!

Один здешний доктор, Груббер, немного говорит по-русски. Видимо, желудки наших соотечественников его особая специальность. Он заходит осматривать А.Г. каждый день. Меня почти не замечает, впрочем, всегда здоровается очень вежливо. В этот раз я шел к Вольтеру перед завтраком, а он от него выходил. Раскланявшись, как обычно, я собирался уже пройти мимо, но он удержал меня за локоть и отвел в сторону.

— Вы, Александр…

— Макарович. — Он кивнул и старательно выговорил, грассируя по-немецки, — Александр Макарович. Я хотел просить вас о помощи.

— Чем могу?

— Вы имеете влияние на господина Вольтера, в связи с тем, я хотел просить вас помочь мне.