Новые крылья

Попали с корабля на бал. То есть, с вокзала прямо на пир к Аполлону. Всё то же, что в Петербурге: шумное застолье. Только здесь еще более шумное — что, что, а шуметь итальянцы умеют. Лично я от Ап. Григ. не получил никаких восторгов, ни радостных восклицаний, ни объятий. Ничего ровным счетом. Встретил спокойно, будто вчера расстались. Чуть не первым делом спросил про счета, которыми я в Киссенгене занимался. Слава богу, я припомнил, что там к чему. Анной же напротив он бурно восхищался, расцеловал ее в обе щеки, оглядел всю с ног до головы и нашел несказанно похорошевшей. Всячески вышучивал наш брак, почти что зло. Собранию объявил: «Прошу знакомиться, мадемуазель Мария с молодым Иосифом!» Никто, кажется, его не слышал, а кто слышал, надеюсь, не придал значения. Новый доктор А.Г. — симпатичный очень молодой американец. Его стараниями А.Г. вина не пьет теперь совсем, чуть ли, не сам верит, что вроде бы так всегда и было. Зато других по-прежнему накачивает безмерно. «А сам я, — говорит, — без всякого вина от рожденья умеренно пьян. Бодр, весел и проказлив». И демонстрируя, очевидно, последнее свое врожденное качество, щипает за ногу, проходящую мимо даму. Дама визжит. Аполлон хохочет. Между прочим, выясняется, что он получает от этого доктора инъекции какого-то нового, чудодейственного средства, дающие силу, бодрость и омолаживающие. От того же доктора получаем сведения, что веселью уже третий день пошел. Но нам такое не удивительно.

Анну устроил отдыхать, а сам вернулся к гостям и напился вина вместе со всеми.

20 октября 1910 года (среда)

Те гости, что не уехали вчера, разъехались сегодня до второго завтрака. Остались только мы. Новые Вольтеровские фавориты-музыканты сейчас у него не живут. Я все оттягивал, придумывал, как половчей и оригинальней уведомить Аполлона, но так ничего не выдумал особенного. Выложил просто как есть:

— А знаете, Аполлон Григорьевич, мы ведь с Анной не одни из Петербурга приехали, Михаил Александрович тоже здесь, в Италии. — Вольтер аж подскочил.

— Миша! Это отлично!

— Правда, у нас его некоторым образом похитили.

— А! Уже с каким-нибудь маркизом итальянским спутался!

Я давай в подробностях излагать нашу водевильную историю. А.Г. почему-то не на шутку забеспокоился, заявил, что завтра же все выезжаем в Турин. История странная и требует его личного разбирательства. Я обрадовался очень.

Вечером сидели в опере. В собственной ложе Вольтера. Сам А.Г., его доктор мистер Даг Рид, Анна, я и молодой итальянец — подающий надежды композитор. Ск'aла — воплощение роскоши. Ни один собор не сравнится. Ослепительно. Я даже немного подавлен был таким великолепием. А вот Анна моя неожиданно проявила недюжинную осведомленность. Они с Вольтером наперебой перечисляли десятки итальянских фамилий певцов и певиц, сравнивали Скала и Гранд Опера, со знанием дела смаковали подробности представлений прошлых лет. Я сначала возгордился Анной, потом несколько приуныл — соскучился, и за себя стыдно стало, потом снова воспрял, радуясь, что хоть кто-то из нас двоих может соответствовать. Несомненно, место Демианова здесь. Какое счастье, что В. Лично завтра за ним поедет! Часа четыре после спектакля не мог избавиться от ощущения звучащей в ушах музыки.

Наши с Анной спальни соединены между собой общей ванной комнатой. Палаццо построено лет двести назад, а внутри все устроено роскошно с новейшими усовершенствованиями.

21 октября 1910 года (четверг)