Темнота упала на болота даже скорее, чем этого можно было ожидать. Когда оруженосец и Тевон вернулись к голове каравана, солнце уже зацепилось за деревья, и проводник выбрал дорожку, ведущую к темной стене леса. Здесь, возле скучных осин, было достаточно места, чтобы разместиться головным повозкам обоза. Остальным придется ночевать прямо на гати посреди трясины.
Подводы подтягивались в урочище еще долгий час. За это время был разбит лагерь. Повозки ставили вдоль деревьев. Накрывали джутом от вечерней росы. Разжигали костры.
Чернявый Мусс принес Барриону кубок травяного чая. Фюргарт отстегнул короткий оранжевый плащ. В надвигающейся темноте это было слишком яркое пятно. Звуки лютни, извлекаемые искусной рукой Текса, мягко покрывали людей, готовящих себе ужин и ночлег. Где-то далеко позади на дороге ржала лошадь.
– А ведь это здесь было, – сказал негромко купчик с голой головой.
Сказал как будто сам себе, но все спутники Барриона услышали. Уго Стерн ухмыльнулся и подмигнул замершему Тексу.
– Королевской дороги тогда еще не было. – Рассказчик увидел, что его опять слушают. – По Щавелевому болоту на подводах не ездили. Только пешком или на лошади, если бывалый человек… Жил тогда здесь такой народ – палещуки. Жили тем, что давали им лес и болото. Потом они ушли туда – на север. Ближе к Эльде, подальше от короля Луитпольда. – Он указал в сторону леса. – Дикие места. Болота, пролески, старые каприцы[1]
, первые твердыни.Все невольно посмотрели вслед за рукой. Там угрюмой спиной к костру и товарищам стоял Утес. Он что-то высматривал на небольшой просеке, уходящей от урочища на север. Его мохнатый черный конь объедал молодую ольховую поросль у деревьев.
Просека была проложена очень давно. Березки и осинки густо проросли через уложенные стволы. Над старой дорогой стояла мертвая тишина.
– Извольте отведать ужин, господин, – позвал Тевон.
Над лагерем Фюргарта плыл запах перловой каши с изловленным по случаю зайцем. Совсем недурной запах для проведших целый день в седле путников. Рыцарь даже не пошевелился.
– Господин, – почти жалобно повторил слуга.
Голос его пресекся. Баррион остановил ложку с горячей кашей у рта.
– Что это там… бродит, – сказал негромко Утес. – Эй ты, знаток баек, иди-ка сюда ко мне… Что это там?
Купец на осторожных ногах двинулся к рыцарю. Округа лежала в сумраке. Наступал тот неуловимый краткий миг, когда сизые неясные сумерки превращаются в ночь. Где-то далеко на болотах кричала выпь. Огоньки костров горели у леса и на гати, делая темноту еще гуще.
Баррион встал и посмотрел сбоку от костра на просеку. Что-то там было… Он переступил через седло и пошел к Утесу и купцу. Спина купца была изогнута в боязливую дугу.
– Я вижу, – сказал Баррион. – Что это? Полурослики?
– Это дети, – прошептал мужичок. – Я говорил… Не надо было мне тревожить их…
– Ну-ка, ну-ка. – Баррион прищурился и боком пошел вперед по старым бревнам, поросшим мягким мхом.
Страшно ему почему-то не было. Места были глухие, низкие, совсем не похожие на родные и торжественные леса Капертаума. Но мысли о том, что за спиной у него на болоте – добрая сотня людей и что вся его команда сейчас поднималась и бралась за оружие, не оставляли места для испуга перед нечестью. А вдруг и впрямь – полурослики… Сзади он услышал знакомые широкие шаги Утеса. Тот его быстро нагнал.
Баррион остановился. Впереди совершенно определенно стояли две детские фигурки. Они были достаточно близко, чтобы увидеть: это были мальчик и девочка… Они были одинакового роста. Головки у них были беленькие. Глаза смотрели на него… Страх все-таки проскользнул липкой рукой у Фюргарта между лопаток. Почему они молчат?
Утес выскочил у него из-за спины и быстрыми шагами покрыл расстояние, отделяющее рыцарей от детских фигур… или кем они были. Поросль на мгновение скрыла от Барриона Утеса, и он не видел, что там происходило. Кажется, дети пытались нырнуть в лес…
Утес возвращался. В руках он нес двух детей, шести-семи лет. Мальчик в сером зипунчике, девочка в сарафанчике. Оба в лапоточках. Глаза их были расширены от ужаса, синие губы сжаты.
Детей усадили к костру. Тевон сунул им в руки плошки с кашей, ложки, но дети словно не знали, что с ними делать. Они огромными глазами смотрели вокруг себя. На лица взрослых, по которым бегали оранжевые всполохи огня. На лагерь.
К костру подошел чернобородый купец Уно Кутасов. Он внимательно присмотрелся к детям.
– Вы чьи? – спросил он, присев перед ними на корточки.
Дети уставились на его густую растительность.
– Не бойтесь меня, я добрый дядька. Вы здешние?
– Ага, тутошние мы, – ответил наконец мальчик. – Тутэйшие. А живем на хуторе в Абалденке.
– Это – палещуки, – сказал купец, поворачивая лицо к Фюргарту.
– А здесь вы как оказались? Почему одни? – спросил Баррион и тоже присел на корточки. Так дети были посмелее.
– С отведок ехали, – сказал мальчик. – У сеструхи первой родился. В Рыгалях были на отведках. Телку отвели в подарок.
При упоминании подарка оживилась девочка:
– Зорку отвели в подарок Аринке. А утром до дому поехали.
– Хорошо, а родители где ваши?