Новые марсианские хроники

— Знаешь, в чём главная головная боль наших умников с «Омеги-двенадцать»? — продолжал выбалтывать служебные секреты захмелевший ещё больше Зоран.— Ты как спец должен понимать. Если искажать отражённый тазионарный поток, в нём возникает какой-то сдвиг и какой-то всплеск, кажется, даже не один. Свойство такое паршивое. В естественных условиях его быть не должно вроде. Вот наши начальнички и боятся, что на Центавре заподозрят неладное и пошлют пилотируемый корабль. А живым инопланетянам голову морочить гораздо труднее.

Очередная наполненная рюмка выпала из рук Вени. Брызнула водка — на скатерть, на пол, на безработного Зорана Радманицу. Зоран с изумлением уставился в округлившиеся глаза Вени.

— Твою мать! — пробормотал Веня.— Пустыня, значит! Красная безжизненная пустыня! И при этом — один сдвиг и два всплеска в отражённом потоке!! И никаких шансов заслать к Марсу нормальную экспедицию!! С такой-то полуживой космонавтикой, когда один отдел не ведает, чем занимаются остальные!! Твою мать!!!

Веня с грохотом хватил по столу кулаком.

— Ты чего? — испуганно промямлил Зоран, на всякий случай придерживая графин с остатками водки.— А, Веня?

Но тот уже малость успокоился и сел.

— Да ничего, собственно. Просто я понял: у марсиан есть своя станция «Омега-двенадцать». Или как там по-ихнему, по-марсиански? И я даже не слишком удивлюсь, если с этой станции всех скоро к чёртовой матери поувольняют. Дай только долететь до «Гелиотропа»…

Алексей Корепанов Идёт ветер и возвращается…

В полумраке кабины посадочного модуля рыжим пятном выделялся экран внешнего обзора. Пятно светилось над головой Натаниела, работавшего за панелью управления. Берт, опоясанный ремнями безопасности, сидел в кресле сбоку от него и, широко открыв глаза, неотрывно смотрел на экран. Расстыковавшись с кружащим по орбите кораблём, на котором остался командир экспедиции, модуль совершил запланированный манёвр и нырнул в реденькую атмосферу Марса в нужное время и в нужной точке, чтобы с минимальным расходом топлива по кратчайшей траектории выйти к расчётному месту посадки в знаменитой области Сидония.

Экран был рыжим, потому что внизу расстилалась покрытая пылью пустынная сухая ржаво-красная равнина, усеянная дюнами, невысокими зубчатыми скалами и каменными глыбами — свидетелями давних тысячелетий. Модуль по диагонали снижался над Сидонией, распростёршейся у древнего высохшего моря, снижался, расставаясь с небом, где сиротливо пристроилось маленькое, в полтора раза меньше земного, тускло-жёлтое солнце — бледное подобие того яркого светила, что так привычно освещает и согревает мир людей. Марсианское солнце — далёкое и какое-то отчуждённое, отстранённое — висело, окутанное лёгкой дымкой, в розовом, как ломоть сёмги, небе с едва заметными разводами облаков из кристалликов льда и не в силах было согреть этот неласковый мир — там, внизу, на ржавой равнине, свирепствовал сорокаградусный мороз.

И вот уже заняли весь обзорный экран таинственные объекты Сидонии — модуль приближался к Сфинксу, а сбоку, справа, вздымались сооружения Города, а дальше, за ними, застыла под солнцем Пирамида Д и М, а слева от неё гигантским пузырём, словно выдавленным из-под поверхности каким-то древним марсианским чудовищем, вздулся загадочный Купол — третья вершина равностороннего треугольника, создание древней расы, что канула в небытие, но оставила свой след под этим холодным солнцем.

И впервые над изъеденными временем марсианскими пространствами прозвучал голос землянина. Это был голос Берта.

— Господи! — сказал Берт.— Он чертовски похож на маску! Я когда-то видел такую же маску, точно такую же, в Бостоне, да, в Бостоне, на шествии в Хэллоуин. Точно, видел! Вот чудеса! — Он подался к пилоту.— Согласен, Нат? Видел такие маски?

Натаниел лишь что-то невнятно промычал в ответ — он сосредоточенно манипулировал клавишами управления, и лоб его был мокрым от пота. Он впервые сажал модуль на Марс.

Гигантский монолит, более тёмный, чем окружающая его равнина, был, несомненно, создан когда-то природой — и столь же несомненным было то, что этот каменный массив подвергся обработке инструментами, изготовленными разумными существами. Никакие ветры, дуй они с разных сторон хоть и десять тысяч лет подряд, никакие дожди и волны, никакие перепады температур не смогли бы сотворить из одинокой горы то, чем она предстала взорам землян — вырезанной в камне улыбающейся маской с глубокими провалами глазниц. Марсианский Сфинкс как будто беззвучно твердил, рассеивая все сомнения скептиков: надо мной поработал разум моей планеты

Натаниел наконец тоже бросил взгляд на экран — и лицо его сделалось изумлённым и восхищённым. Берт буквально пожирал глазами красную равнину.

«Марсианские города — изумительные, неправдоподобные, точно камни, снесённые с горных вершин какой-то стремительной невероятной лавиной и застывшие наконец сверкающими россыпями…»

— Отлично сказано, Нат!