Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Гарнета пока что – во всяком случае, до сих пор – не называли симпатичным старичком, однако он и вправду был и стар, и симпатичен. Ежедневно он шесть часов проводил в офисе своей конторы в Филадельфии или ее филиала в Нью-Йорке, а для остававшегося свободного времени требовался только надлежащий покой – мирно перебирать в памяти красочное и насыщенное событиями прошлое. За последние годы никто не обращался к нему с просьбой о помощи, которую нельзя было бы удовлетворить росчерком пера в чековой книжке; казалось, он уже достиг возраста, когда незачем опасаться того, что посторонние влезут к тебе со своими проблемами. Такая безмятежность оказалась тем не менее преждевременной: однажды летом 1925 года ее прямо-таки взорвал пронзительно-резкий телефонный звонок.

Звонил Джордж Уортон. Не мог бы Чонси, не откладывая, тотчас же явиться к нему в дом по делу величайшей важности?

По дороге в Чеснат-Хилл Гарнет мирно дремал в своем лимузине, откинувшись на мягкие подушки из серого бархата: его шестидесятивосьмилетнее тело приятно согревало июньское солнце; в шестидесятивосьмилетнем мозгу витало одно только яркое, но мимолетное воспоминание о зеленой ветви, нависшей над зеленоватым потоком. По прибытии к дому друга он очнулся легко, без всякого толчка. Джордж Уортон, подумалось ему, возможно, обеспокоен нежданным наплывом доходов. Не исключено, что предложит спроектировать церковь – этакую церковь на современный лад с кабаре на двадцатом этаже, с рекламными щитами в каждом отгороженном месте и сатуратором в святилище. Уортон принадлежал к более молодому, нежели Гарнет, поколению и был человеком современной складки.

Уортон с супругой ожидали его в уютном уединении библиотеки, мерцавшей позолотой и сафьяном.

– Я не мог прийти к тебе в офис, – торопливо начал Уортон. – Сейчас поймешь почему.

Гарнет заметил, что руки его друга слегка дрожат.

– Это касается Люси, – добавил Уортон.

Гарнет не сразу сообразил, что речь идет об их дочери.

– А что с ней случилось?

– Люси вышла замуж. С месяц тому назад сбежала в Коннектикут и вышла замуж.

Все помолчали.

– Люси всего шестнадцать лет, – продолжал Уортон. – Мальчишке двадцать.

– Возраст совсем юный, – уклончиво отозвался Гарнет, – однако же… моя бабушка вышла замуж в шестнадцать, и никого это особенно не волновало. Некоторые девушки развиваются раньше других…

– Чонси, нам все это известно, – с досадой отмахнулся Уортон. – Суть в том, что нынче столь ранние браки не задаются. Они выпадают из нормы. И кончаются черт-те чем.

Гарнет снова помедлил с ответом:

– Не слишком ли рано вы предрекаете неприятности? Почему бы не дать Люси шанс? Не подождать капельку и не посмотреть, а вдруг у них все сложится как надо?

– Уже не сложилось, – сердито выкрикнул Уортон. – Жизнь Люси пошла прахом. Единственное, что нас заботило, – это ее счастье, а оно теперь псу под хвост, и что нам делать, мы не знаем.

Голос Уортона дрогнул, он шагнул к окну, потом порывисто обернулся:

– Взгляни на нас, Чонси. Похожи мы на родителей, которые способны довести ребенка до такой выходки? Люси с матерью были как сестры – ну точь-в-точь. Я всегда ее сопровождал на разные сборища – на футбольные матчи и всякое такое – с малых лет. Она все, что у нас есть: мы только и твердили, что постараемся не кидаться в крайности; предоставим ей столько свободы, чтобы она чувствовала себя достойно, и в то же время будем следить, где она бывает и с кем водится, – во всяком случае, пока ей не исполнится восемнадцать. Господи боже, Чонси, да если бы ты полтора месяца тому назад предсказал мне, что случится нечто подобное… – Уортон в отчаянии помотал головой и продолжил уже спокойнее: – Когда она объявила нам о своем поступке, это нас подкосило под корень, но мы постарались справиться. Знаешь, как долго длилось ее супружество, если это слово тут уместно? Три недели. Всего три недели. Она вернулась домой с большим синяком на плече: это он ее ударил.

– О господи! – приглушенно воскликнула миссис Уортон. – Умоляю тебя…

– Мы подробно обо всем переговорили, – мрачно рассказывал ее муж, – и Люси решила возвратиться к этому… к этому юнцу, – он снова потряс головой, признавая невозможность подыскать более сильное определение, – и попытаться как-то все уладить. Но вчера вечером она явилась опять и заявила, что все кончено раз и навсегда.

Гарнет кивнул:

– Так-так. И кто этот молодой человек?

– Молодой человек? – переспросил Уортон. – Молокосос! Зовут его Ллуэлин Кларк.

– Что? – изумленно воскликнул Гарнет. – Ллуэлин Кларк? Сын Джессе Кларка? Молодой служащий у меня в офисе?

– Именно.

– Но это вполне симпатичный юноша, – возразил Гарнет. – Поверить не могу, что он…

– Я тоже не мог, – хладнокровно перебил его Уортон. – Я тоже считал его вполне симпатичным юношей. Более того: я склонен был предполагать, что моя дочь – тоже милая и вполне приличная девушка.