Новые мифы мегаполиса (Антология)

Настала очередь тоника с хиной, безалкогольного, естественно. В полуторалитровой пластиковой бутыли растворили «экстази», растолченную в порошок. (Снадобье было горьким, потому и взяли тоник.) Дилер, продавший отраву, обещал «весёлые картинки», иначе говоря, таблетки содержали, кроме стимулятора, ещё и галлюциноген.

Именно то, что надо.

С этаким набором лакомств и пошли в гости.

Звук, неуместный в этой тишине, заставил жертву встрепенуться. Как будто оконные рамы стукнули. Барсуков поискал глазами и нашёл источник звука: точно, рамы. Окно в брандмауэре — то единственное на всю стену… открылось!

Он завопил во всю мощь лёгких:

— Помогите!!!

Досочка, на которую он опирался, опасно дрогнула, чуть не сорвавшись. В окне, однако, никакого отклика. Даже свет не зажёгся.

— Вызовите милицию!

Из тьмы выплыл человеческий силуэт, застыл у подоконника… женщина… да, женщина или девушка. С каким-то предметом, поднесённым к лицу… Несколько секунд Барсуков напряжённо всматривался, прежде чем понял, что же это такое у неё в руках.

Видеокамера.

Жительница двора снимала происходящее на видео.

— Вы там сдурели?!! Позовите кого-нибудь!!!

— Спокойно, это глюки, — мёртвым голосом произнёс Лисицын. — Штырево не рассчитали. Утром проснёмся — оборжёмся… если проснёмся…

— Девушка, ну пожалуйста! — Барсуков помахал рукой и опять чуть не сорвался.

Вот теперь реакция была. Хозяйка окна отступила, не прекращая съёмку, и скрылась из виду. Стеснительная, наверное. А рамы распахнула, чтобы качество картинки было лучше… Может, и вправду глюки?

Барсуков оглянулся на Лисицына. Тот погрузился в песок по плечи. Приятеля засасывало неудержимо и жутко, жить ему оставалось всего-ничего.

— А я, представь, обделался, — доверительно сообщил Лисицын. — Натуральным образом. И по большому, и по маленькому… Чего не ржёшь? — Он хихикнул.

— А надо?

— Не знаю. Даже в армии не было так страшно. Загнали взвод в болото и заставили просидеть там полные девять суток. Проверяли, кто из нас выживет и с катушек не съедет. Чуть дуба не дали, и вот — снова. Продолжение, как говорится, преследует… — Он всхлипнул. — Как ты думаешь, за что нас так?

— В каком смысле?

— Ну не случайно же вся эта чертовщина.

— Кто-то умный сказал: посади мужика в тюрьму на пятнадцать лет без объяснения причин, он в глубине души будет знать, за что.

— Ты ведь жалеешь, как мы с девчонками поступили?

— Иди к чёрту.

— Иду. Куда тут ещё идти-то. Внизу — ад. Он всегда внизу, под ногами. Чем ниже сползаешь, тем ближе к аду. Вся наша жизнь — спуск вниз, даже если тебе кажется, что ты ползёшь наверх… — Утопающий выстукивал зубами чечётку. Он бормотал и бормотал и, похоже, остановиться больше не мог. Процесс непроизвольного опорожнения кишечника привёл к закономерному итогу: Лисицыну приспичило опорожнить душу.

Жалел ли Барсуков о сделанном? Сердце щемило, стоило только вспомнить про Белкину, а также про бело-розовую куклу, шевелящуюся на асфальте. И даже нынешний ирреальный кошмар не мог вытеснить эту боль, этот стыд…

Но если восстановить в памяти всю ночь целиком, во всей совокупности кайфа и грязи, разве не захотелось бы герою пройти этот путь заново — вплоть до песчаной трясины? Кто знает…

— Так что не жалей ни о чём, иначе подыхать тошно, — донесся до него лихорадочный шёпот.

Праздник разверзшихся врат

Ах, Белкина, Белкина… Простая и непостижимая. Близкая и недоступная. Девочка-виденье…

Барсуков был влюблён.

Полгода — да что там, уже год! — они с Лисицыным тщетно пытались подпоить несговорчивых согруппниц. Лисицын давно облизывался на Лосеву; не то чтобы запал на неё, однако был не прочь. Барсуков же медленно сходил с ума. Белкина его откровенно использовала, и все это прекрасно понимали. Взглядами, улыбками, прикосновениями она как бы обещала нечто взамен — и умело играла в непонятки, стоило проявить хоть какую-то инициативу. Динамщица — так это называется… Барсуков готовил подачи, делал ей обводки и отмывки, дарил идеи проектов. Даже клаузуру дипломного проекта (городок молодых животноводов) она нарисовала, пользуясь его почеркушками!.. И что? Ничего, кроме спасибо.

Барсуков, мало того, договорился со своей матерью, начальницей архитектурной мастерской, насчёт подробного макета! Белкина как раз сегодня ходила туда с эскизом…

И пусть у неё был парень, с которым она жила фактически гражданским браком, — пусть. Полное убожество. Девять классов образования, пьющий ревнивец. Вдобавок провинциал — откуда-то из-под Вологды. На прямой вопрос, что в нём особенного, Белкина отвечала уклончиво: дескать, просто люблю его… Ну не отговорка ли? Чистейшая отговорка!