В Гавре мы на несколько часов сошли на берег, исследовали старый город и заходили в маленькие кафешки, где пили горячий шоколад и французское вино, ели хрустящие золотистые круассаны и тёплые бриоши, которые напомнили нам о "Керхулу" – нашем любимом заведении в Квебеке. На обратном пути к кораблю мы зашли в шестисотлетний собор Нотр-Дам-де-Гавр-де-Грас и стали свидетелями оживлённых приготовлений к скромной маленькой свадьбе. Небольшая толпа, одетая в лучшие воскресные наряды и выглядевшая как весёлый оазис посреди бесплодной пустыни, стояла у алтаря и нетерпеливо наблюдала за каждым движением служителя храма, пока тот зажигал свечи и подготавливал всё к службе.
"Он такой медлительный;
"Дитя моё, это меня не беспокоит. Вот
"Он прав, Жан опаздывает. О,
В этот момент совсем маленький мальчуган в белом атласном костюмчике, указав пальцем на Вика, пронзительно закричал от восторга, перекрывая все остальные звуки:
"Тише,
Но так как тот не послушался и не собирался униматься, она в конце концов увела своего отпрыска, продолжавшего орать:
Когда с этим было покончено и храм снова стал благопристойно торжественным, из алтаря возник озабоченного вида усатый ризничий, который, остановившись на пороге, с тревогой оглядел прихожан. В следующий миг на его лице расплылась радостная улыбка облегчения, и, бросившись к Вику с распростёртыми объятьями, он громко чмокнул его в обе щеки и радостно вскричал: "Поздравляю, мой храбрый Жан, всё готово к твоей свадьбе".
И только когда Вик решительно отказался отвечать на его поцелуи, вместо этого смущённо пробормотав что-то о том, что он
"Давай-ка уйдём отсюда, – нервно пробормотал Вик. – И перестань смеяться. Хорошенькое дело! Сначала я отец этого воющего мальчишки, потом я Иисус, потом я храбрый жених Жан. Что же будет дальше?"
Мы стали покидать храм, стараясь держаться как можно более достойно, провожаемые удивлёнными взглядами свадебной публики. У выхода мы столкнулись с самим Жаном. Пыхтя и задыхаясь, он оттолкнул нас в сторону и помчался по проходу с фалдами своего фрака, развевающимися, подобно знамёнам, и остающимся позади него сильным запахом одеколона, а также с несущимся за ним по пятам и захлёбывающимся своей болтовнёй шафером.
"Да, пока что всё идёт весьма приятно", – подумала я и, поплотнее закутавшись в одеяло, закрыла глаза, поскольку колебания лайнера и звёзд начали меня одолевать. Вскоре я уснула.
"Слышишь? Просыпайся!" – нарушил мой мирный сон и заставил меня резко сесть голос Вика.
"Итак, что случилось?" – спросила я довольно раздражённо, так как не видела никакой причины для подобного шума.
"Что случилось? – закричал он. – Куча всего!" Схватив за руку, он вытянул меня из шезлонга. "Давай, полежишь внизу и послушаешь радио в каюте старшего механика. Оно вещает из Германии; там что-то происходит, и нам нужна твоя помощь с переводом. Гитлер вышел на тропу войны".
"Политические речи – это не так-то просто", – смущённо пробормотала я, с некоторым опасением подумав, что мой разговорный немецкий и витиеватый немецкий политиков ужасно сильно разнятся.
"Ну, что ж, как-то освежи их в памяти и пошли".
Мы поспешили вниз и обнаружили там взволнованную группу корабельных офицеров, слушавших радио. По нему передавали шокирующие вещи: