Новые миры взамен старых

"Пожалуйста, моя дорогая, будь осторожна – не так громко", – пробормотал её спутник, тревожно оглядываясь по сторонам, а затем, заметив вертевшегося неподалёку официанта, подозвал его и излишне звучным голосом выкрикнул: "Хайль Гитлер! Принесите мне, пожалуйста … о, да, винную карту". Господи, он тоже это сделал, напуганный, как и все остальные. Когда же нам пришло время оплачивать счёт, оказалось, что в нём насчитали лишнего.

"Эй, герр обер, взгляните-ка на эту ошибку", – произнёс Вик, мягко указав официанту на довольно заметное несоответствие. Однако, как ни странно, тот нисколько не смутился, а лишь разозлился и, не сказав ни слова и бросившись к метрдотелю, стал о чём-то с ним тихо совещаться. После долгих перешёптываний и пожиманий плечами он в конце концов вернулся с исправленным счётом, но без какой-либо попытки извиниться или объяснить "ошибку". Напротив, он свирепо зыркал на нас, пока мы платили, а когда мы уже собрались уходить, пробурчал: "Американское …", – и хотя последнего слова я не расслышала, оно, несомненно, было крайне нелестным.

"Почему ты отнёсся к этому столь серьёзно и не позволил парню получить его маленький навар?" – спросила я Вика, пока мы шли.

"Просто потому, что в Германии со мной такого никогда раньше не случалось. Я имею в виду, что этот парень намеренно жульничал, – возмущённо ответил он. – Конечно же, это мелочь, но, с другой стороны, здесь всё теперь столь необычно и демонстрирует, что в такое время, как это, явно наблюдается некоторое падение морали".

Он был ужасно расстроен, и я решила, что в нём протестовала кровь его немецких предков. Однако, когда произошло ещё несколько подобных инцидентов, мне пришлось согласиться, что он был прав и в Германии стряслось нечто такое, что попрало свойственную ей скрупулёзную честность и вынудило маленьких людей ловчить и красть несколько пфеннигов везде, где только можно.

Мы долго бродили по улицам, прежде столь весёлым и многолюдным, теперь же пустым и мертвенно тихим. В этот ночной час на улицах почти не было транспорта. Исчезли не только личные автомобили и такси, но и радостно позвякивавшие велосипеды. Огни в кафе и барах горели столь же ярко, как всегда, а возможно, даже ярче, поскольку их не приглушал приветливый сигаретный дым, ведь там вообще не было посетителей.

Время от времени небольшими группами торопливо проходили солдаты или люди вороватого вида, и несколько раз бедно одетые несчастные доходяги выныривали из темноты и просили у Вика сигарету или немного денег, чтобы купить что-нибудь поесть. Они шли рядом с нами, рассказывая свои жалостливые истории, но всякий раз, когда появлялся полицейский либо солдат и сурово смотрел на них, они тут же сворачивали в сторону и прятались обратно в темноту.

"Это не Берлин, это вовсе не Берлин, – повторял Вик, – это похоже на ночной кошмар. Где все? Куда подевались весёлые упитанные бюргеры? Они что, попрятались? Даже уличные девушки исчезли; за весь вечер мне никто так и не улыбнулся".

Когда же в конце концов двое мужчин, подозрительно похожих на "людей в штатском", более получаса шли за нами на некотором расстоянии, мы решили, что ночной воздух для нас перестал быть полезным и лучше вернуться в отель.

На следующее утро всё снова выглядело почти нормальным, улицы были переполнены, люди казались менее напряжёнными, и, несомненно, кризис миновал. Газеты с ликованием печатали поздравления Гитлеру и Герингу от Гинденбурга с тем, что они пресекли в зародыше все "предательские намерения" и "спасли нацию", а также было официально объявлено об окончании чистки нацистских "штурмовиков". Семнадцать важных руководителей были казнены вместе с несколькими менее важными, в то время как двести человек предстали перед военным трибуналом. Общественности было объявлено, что отныне основой гитлеровского режима становились уже не "штурмовики", а рейхсвер, и нацистский лозунг должен был впредь звучать так: "Ни вправо, ни влево, а прямо вперёд". Одновременно с этим руководство германских государственных железных дорог выпустило коммюнике о том, что правительство полностью контролировало ситуацию и что путешественникам по стране не стоило испытывать ни малейшего беспокойства при совершении поездок.