Новые мосты

Что ж. Надо больше стараться. А еще надо навестить свой, да, теперь свой домик и наконец узнать, что можно, про трубки мастера Гаттини.

Фабрицио Гаттини.

Мие было чем заняться.

Адриенна

– О чем грустишь ты, о прекраснейшая?

Адриенна повернула голову. Леонардо.

– Добрый вечер, дан, – кисло сказала она. И хотела уйти из библиотеки, но куда там. Леонардо ловко преградил ей дорогу.

– Адриенна, прошу вас!

– Слушаю?

– Адриенна, неужели мы должны быть врагами?

– Мы не враги, – равнодушно ответила Адриенна, перехватывая поудобнее книгу.

– Но мы и не друзья. А мне бы хотелось быть вашим другом, Адриенна.

– Это невозможно.

– Потому что я – сын своей матери? Но я ведь в этом не виноват!

– И что с того?

– Адриенна… нам ведь еще долго жить в одном доме. Почему мы не можем попробовать стать… нет, я и не надеюсь на братские и сестринские отношения, но хотя бы друзьями мы стать можем?

– А ваша мать уже отбросила намерение отнять у меня СибЛевран?

Леонардо поморщился, но незаметно.

Никакой тонкости в девушке. Да, понятно, для чего он тут кружева плетет! Но при дворе любая девушка затеяла бы сложную игру. Попробовала что-то выторговать для себя, как-то извернуться…

А здесь?

Прямой вопрос в лоб и такой же прямой ответ. Вот ведь что обидно! Сидит… вся такая воздушная, даже неземная, в платье цвета сливы, но внутри… словно камень какой. Ни тонкости, ни изящества.

– Ваша мать тоже о вас заботилась, Адриенна.

– И поэтому мы никогда не станем друзьями. У вас все, дан?

– Я…

– Извольте уйти с дороги!

Сильный толчок в грудь застал Леонардо врасплох, заставил отшатнуться, и Адриенна проскочила мимо. Преследовать ее парень не стал, просто прищурился вслед.

Вот дрянь!

После такого соблазнить ее – вопрос чести. И начнем мы… на что там падки юные дурочки? На романтику?

Даешь цветы и сладости!

И Леонардо отправился договариваться на кухню. Со сладостями проще. Вот цветы…

Зимой – откуда? Но красивые букеты можно и зимой составить. Есть калина, есть рябина, есть какая-то хвойня зеленая… сойдет! Важно ведь не что дарить, а как это преподнести!

* * *

Как известно, красивые составляющие для букета вместе не растут. Так что Леонардо вот уже два часа ездил по округе.

В одном месте он приметил подходящее деревце, сорвал пару веток, в другом…

Сойдет.

Но каждый день сюда ездить?

Леонардо глубоко задумался. Честно говоря, одно дело – промять коня. Другое – без смысла и цели скакать по сугробам. Мерзнуть, мокнуть в любую погоду… а можно вообще как-то эту пакость нарвать и сохранить впрок?

А где?

В СибЛевране?

Нереально! Бабы, даже самые маленькие, падки на романтику, а какая тут романтика, если мигом Адриенне донесут! Вот когда верный рыцарь мчится за букетом, преодолевая все преграды и одолевая всех врагов, – это одно.

Когда он героически собирает букет из того, что в ведре стоит…

Понятно, что так проще, быстрее и выгоднее. Но бабы такого не прощают, даже самые неприхотливые. Адриенна же…

Она и так относится к нему предвзято. Зачем усугублять?

Но и мерзнуть каждый день…

Леонардо присмотрел красивую рябину и направил к ней коня. Потом понял, что лучше тут на своих двоих, спрыгнул и пошел через снег.

Проклятое дерево стряхнуло ему за шкирку, наверное, два или три килограмма ледяной воды. Сволочь… сломать бы тебя!

Леонардо со злобой рванул ветку, еще и перчатку разорвал о нее. И злобно выругался. Перчатки из тонкой алой кожи, пошиты дорогим мастером, такие здесь не найдешь… с-сволочь!

– Дан? Что-то случилось?

Нежный девичий голос заставил Леонардо резко повернуться. И грустно вздохнуть.

Ньора.

Судя по всему – дочь крестьянина какого. Об этом говорит и теплое шерстяное платье, и платок, и вязанка хвороста в руках…

С другой стороны, у нее розовые щечки, блестящие глаза и симпатичный носик. А остальное… самое главное место что у ньоры, что у даны одинаково. Леонардо это точно знает. Поэтому поклонился он так же, как и Адриенне:

– Ньора, простите мою несдержанность… я просто расстроился.

И продемонстрировал разорванную перчатку. Бабы обожают тряпки. Пожалуй, единственное исключение – это Адриенна. Вот уж кому безразлично, в чем ходить. Платья у нее есть, платья новые, из хороших тканей, пошитые по последней моде. Но ощущение такое, что ей это безразлично.

Было бы удобно!

Ньора же ожидания оправдала: охнула, схватилась за щеки:

– Дан, как жалко! Такая прелесть! А если заштопать?

– Шов будет виден.

Вот дура!

– Оно понятно… а если вышивкой замаскировать?

– Вышивкой? – Леонардо задумался. На тыльной стороне перчаток вышивали многие. А на ладони? Тут уже портить нечего… авось и не станет хуже? И повод еще раз приехать будет!

– Если дан скажет мне свое имя, я вышью, – похлопала глазками ньора.

Красивыми глазками, большими, серыми… тут и дурак бы понял. Леонардо выбрался из сугроба, не забыв про ветку, которую и вручил девушке:

– Вам, ньора.

Адриенне он по дороге еще сорвет.

– Благодарю вас, дан.

– Дан Леонардо Манчини. А я до сих пор не знаю, кого благодарить.

Ньора покраснела:

– Ньора Анна Бароне. К вашим услугам, дан.