Государыня пишет той же сестре своего супруга: "На душе так невыразимо больно за дорогую родину, что объяснить нельзя ... Живем тихо, хорошо устроились, хотя далеко, далеко от всех отрезаны, но Бог милостив, силы даст и утешит, - сердце полно, выразить нельзя". "Сколько горя кругом. Куда ни смотришь слезы - слезы. Но крепко верю, что время страданий и испытаний проходит, что солнце опять будет светить над многострадальной Родиной. Ведь Господь милостив - спасет родину, вразумит туманный ум, не гневается до конца. Забыли люди Бога. Год - что царство зла всем правит. Немного еще терпеть и верить. Когда кажется, что конец всего, тогда Он наверно услышит все молитвы. Страдания и испытания Им посланы - и разве Он не всегда достаточно сил дает для перенесения всего. Ведь Он Сам показывал нам как надо терпеть без ропота и невинно страдать... Дни быстро идут, однообразно, все заняты, только таким образом и можно жить. Теперь будем тоже во время службы петь, не знаю как выйдет. Дети, Нагорный (который тоже будет чтецом - мальчиком читал в церкви), я и регент. Очень грустно не бывать в церкви, не то, без обедни. Хотим говеть на 1-й неделе, не знаем как будет, что позволят".
Письма Царевен дают те же сведения: "По воскресеньям бывает обедница в зале, были два раза в церкви. Какая это была для нас радость после 6 месяцев... Здесь церковь хорошая.
Одна большая летняя в середине, где и служат для прихода и две зимняя по бокам. В приделе служили для нас одних. Она здесь недалеко, надо пройти город, сад и прямо напротив через улицу. Маму мы везли в кресле, а то ей все-таки трудно столько идти". "Вчера у нас в доме была заупокойная всенощная, а сегодня утром обедница. Поют во время службы 4 монахини из иоанновского монастыря, который за городом. Говорят, что очень красиво..." "Бог даст все как-нибудь уляжется и успокоится. Говорят всегда, что ничего хорошего и счастливого долго не бывает, вернее не длится, так по моему также и скверное когда-нибудь должно же кончиться. Верно. У нас все слава Богу, насколько можно, спокойно. Все здоровы, бодры и не падаем духом". "Собираемся петь во время службы, начали спеваться, но регент еще не был, т. е. не знаем успеем ли петь в субботу". "Надеемся все на Бога и не унываем". "Мы {246} все на этой неделе говеем и сами поем у себя дома. Были в церкви наконец. И причаститься тоже можно будет там".
Письма эти отчасти отражают и возрастающие для узников стеснения. В церковь запретили наконец ходить, во дворе испортили и сократили для детей развлечения, постепенно сменяется состав охраны и на место старых дисциплинированных солдат становятся люди большевицкой формации, служащим Царской Семьи запретили выходы в город и они сделались заключенными, неся этот подвиг добровольно и не получая никакого жалованья, что и беспокоит и трогает Царскую Семью.
Пребывание в Тобольске было временем видимо особых нравственных терзаний Государя. Государь выражал сожаление о своем отречении, которое он сделал в надежде, что пожелавшие его удаления окажутся способными победоносно закончить войну и спасти Poccию. Но за его уходом последовал большевизм, развал армии и развращение страны. Он страдал теперь при виде того, что его самоотречение во избежание внутренних волнений во время войны оказалось бесполезным, и что он, руководствуясь лишь благом своей родины, на самом деле оказал ей плохую услугу своим уходом. Эта мысль преследовала его и причиняла ему тяжкие страдания.
В соловецком заключении был настоятель Тобольского кафедрального собора протоиерей о. Владимир Хлынов, который совершал службы для Государя и Его Семьи в губернаторском доме и был духовником Их Величеств (В мемуарной литературе о нем хорошо вспоминает Татьяна Мельник, урожденная Боткина: "Воспоминания о Царской Семье и ее жизни до и после революции". 1921 г. стр. 44.).
По его свидетельству Государь сказал ему, между прочим:
- Я никак простить себе не могу, что я сдал власть. Я никогда не ожидал, что власть попадет к большевикам. Я думал, что сдаю власть народным представителям ...
У отца протоиерея создалось убеждение, что это переживание было самым больным у Государя и по преимуществу преследовало его в дни заключения и может быть сознавалось им как какой-то грех, от тяжести которого он хотел избавиться.
Государыня тяжко болела другим. Ей было трудно простить несправедливость в отношении к ней. Ее мучило непонимание и клевета на нее общества.
- Все говорили про меня: немцы, немцы...
По мнению отца протоиерея, Государыню мучила мысль, что {247} такое предубеждение против нее так и не рассеялось в русском обществе и восторжествовало.
Сначала Царская Семья ходила на богослужения в Собор. И ей и всему народу это было приятно. Но однажды соборный протодиакон в царский день в конце молебна, провозгласил Государю многолетие с полным титулом. Это обстоятельство очень огорчило Государя. После службы, придя домой, Государь сказал: "кому это нужно? Я отлично знаю что меня еще любят и мне еще верны, но теперь будут неприятности и в собор больше не пустят" ...