Новые мученики российские

Письма царевен дают те же сведения: «По воскресеньям бывает обедница в зале, были два раза в церкви. Какая это была для нас радость после 6 месяцев… Здесь церковь хорошая.

Одна большая летняя в середине, где и служат для прихода, и две зимние по бокам. В приделе служили для нас одних. Она здесь недалеко, надо пройти город, сад и прямо напротив через улицу. Маму мы везли в кресле, а то ей все-таки трудно столько идти». «Вчера у нас в доме была заупокойная всенощная, а сегодня утром обедница. Поют во время службы 4 монахини из иоанновского монастыря, который за городом. Говорят, что очень красиво…» «Бог даст, все как-нибудь уляжется и успокоится. Говорят всегда, что ничего хорошего и счастливого долго не бывает, вернее не длится, так по-моему также и скверное когда-нибудь должно же кончиться. Верно. У нас все, слава Богу, насколько можно, спокойно. Все здоровы, бодры и не падаем духом». «Собираемся петь во время службы, начали спеваться, но регент еще не был, т. е. не знаем, успеем ли петь в субботу». «Надеемся все на Бога и не унываем». «Мы все на этой неделе говеем и сами поем у себя дома. Были в церкви наконец. И причаститься тоже можно будет там».

Письма эти отчасти отражают и возрастающие для узников стеснения. В церковь запретили наконец ходить, во дворе испортили и сократили для детей развлечения, постепенно сменяется состав охраны и на место старых дисциплинированных солдат становятся люди большевистской формации, служащим царской семьи запретили выходы в город, и они сделались заключенными, неся этот подвиг добровольно и не получая никакого жалованья, что и беспокоит и трогает царскую семью.

Пребывание в Тобольске было временем, видимо, особых нравственных терзаний государя. Государь выражал сожаление о своем отречении, которое он сделал в надежде, что пожелавшие его удаления окажутся способными победоносно закончить войну и спасти Россию. Но за его уходом последовал большевизм, развал армии и развращение страны. Он страдал теперь при виде того, что его самоотречение во избежание внутренних волнений во время войны оказалось бесполезным и что он, руководствуясь лишь благом своей родины, на самом деле оказал ей плохую услугу своим уходом. Эта мысль преследовала его и причиняла ему тяжкие страдания.

В соловецком заключении был настоятель Тобольского кафедрального собора протоиерей отец Владимир Хлынов, который совершал службы для государя и его семьи в губернаторском доме и был духовником Их Величеств. (В мемуарной литературе о нем хорошо вспоминает Татьяна Мельник, урожденная Боткина: «Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции». 1921. С. 44.)

По его свидетельству, государь сказал ему между прочим:

— Я никак простить себе не могу, что я сдал власть. Я никогда не ожидал, что власть попадет к большевикам. Я думал, что сдаю власть народным представителям…

У отца протоиерея создалось убеждение, что это переживание было самым больным у государя и по преимуществу преследовало его в дни заключения и, может быть, сознавалось им как какой-то грех, от тяжести которого он хотел избавиться.

Государыня тяжко болела другим. Ей было трудно простить несправедливость в отношении к ней. Ее мучило непонимание и клевета на нее общества.

— Все говорили про меня: немцы, немцы…

По мнению отца протоиерея, государыню мучила мысль, что такое предубеждение против нее так и не рассеялось в русском обществе и восторжествовало.

Сначала царская семья ходила на богослужения в собор. И ей и всему народу это было приятно. Но однажды соборный протодиакон в царский день в конце молебна провозгласил государю многолетие с полным титулом. Это обстоятельство очень огорчило государя. После службы, придя домой, государь сказал: «Кому это нужно? Я отлично знаю, что меня еще любят и мне еще верны, но теперь будут неприятности и в собор больше не пустят»…

Так и случилось в конце концов. Но благодаря этому отец протоиерей был приглашен на дом для совершения служб и ближе познакомился с царской семьей.

Пели за богослужением царевны. Пели просто и стройно. У них были хорошие книжечки, по которым они следили службы. Разметки музыкальных строф и ударений были в них сделаны очень мудрой рукой. Были случаи, когда государь прислуживал священнику: ставил аналой, брал кадило.

После служб обычно договаривались, когда будут следующие службы. Царевны успевали жаловаться отцу протоиерею на брата, который шалил, не давал покоя им. Мальчик лукаво смотрел на батюшку, прятался и начинал снова свои забавы. Часто приходилось проходить по бульвару мимо губернаторского дома. Останавливаться было нельзя и тем более смотреть в окна или здороваться. Почти всегда отец протоиерей видел кого-нибудь из великих княжон у окна. Бедные птички из своей клетки всегда смотрели на свободу и радость жизни проходящих людей. Отец протоиерей всегда старался взглянуть в окно и кивнуть туда головой. А оттуда улыбка, кивки и долгий провожающий взгляд.