Новые мученики российские

За год перед этим, 28 мая/10 июня 1926 г., М. Сергий представил на отзыв епископата проект обращения к правительству об условиях легализации, в котором отклонял обычные требования последнего. При отсутствии Синода и невозможности созыва Собора, и Патриарх и его заместители всегда искали общего согласия для своих решений, обращаясь к переписке и к личным переговорам, насколько это было возможно. Теперь, после Декларации 16/29 июля 1927 г. этот путь был сознательно отвергнут М. Сергием, как заведомо стоявший на пути этого его личного решения. Контакт с безбожниками толкнул обновленцев на узурпацию власти Патриарха, а М. Сергия — на узурпацию общеепископской власти в Церкви. Казалось бы, возникшие протесты, пусть и немногих, были достаточны, чтобы остановить действия, как ошибочные, и сделать их предметом проверки авторитетным голосом многих. Но М. Сергий обрушился на несогласных с его декларацией епископов запрещением в священнослужении, предавая тем самым собратьев на растерзание большевикам и со своей стороны обвиняя их в контрреволюции. Такие действия окончательно уравняли М. Сергия с обновленцами. Установилась неслыханная в Церкви диктатура первого епископа. Дальше уже всякий синод или собор мог составиться только искусственным подбором этого епископа по директивам антирелигиозной власти. К самочинно и превышению власти примешалось еще большее преступление, легшее на совесть М. Сергия и его преемников: это — виновность в арестах, преследовании и расстрелах их собратий. Распространяя заведомую неправду, будто религиозных гонений при советском режиме в России никогда не было и нет, Московская Патриархия, заодно с гонителями, обвинила мучеников своей Церкви в политических преступлениях и насмеялась над ними. Если ранее исповедничество иерархии чрезвычайно затрудняло безбожникам борьбу с Церковью, потому что общественное мнение Европы возмущалось этими гонениями на веру, а потому усиление гонений могло повредить влиянию и политике большевиков, то компромисс и декларация М. Сергия 1927 г. совершенно развязали руки партийной власти для последовательного, систематического и полного уничтожения Церкви. Только теперь, когда возглавление церковное сдалось и с своей стороны обличило церковную контрреволюцию, само пошло под контроль власти и уста свои, замкнув для исповедничества, открыло для слова неправды, гонения могли принять такую жесточайшую форму, что, к концу безбожной пятилетки в 1937 г. на свободе оказалось не более семи епископов, самому М. Cepгию грозил арест со дня на день, а когда в связи с новой политикой и войной, вдруг понадобилось избрание его в патриархи, набралось для этого едва 18 человек.

Таким образом, совершенно неверно убеждение некоторых, будто Московская Патриархия, своим соглашением с советской властью, пожертвовав истиной, изменив правде, сохраняет этой ценой Церковь в Советском Союзе, обеспечив ей условия существования, и даже добивается относительной свободы для неё. Мы видим факт, что ни на один день этот компромисс иерархии не удержал советскую власть от репрессий в отношении к Церкви. Советская власть, как стояла, так и стоит до сего момента за уничтожение всякой веры и религии. Церковь до сего дня сохраняется не компромиссом её иерархии, а полезностью для большевиков обладания ею в своей внутренней и внешней политике. Все в любой момент готово для её нового преследования и уничтожения, Сейчас «свобода» Церкви в России, это — прогулка, труд и услуги на тюремном дворе заключенного, на время получившего, по решению своих судей, условную отсрочку в приведении в действие смертного приговора. И в этих условиях, по заданию власти, Московская Патриархия, ныне посланием от 14 марта сего 1957 года, призывает российскую эмиграцию заграницей к единению с Матерью-Церковью и к возвращению на Родину, пытаясь кого-то вовлечь обманом и ложью в сети, в которых сама находится. Трудно достойно охарактеризовать это нравственное уродство и падение, такое служение ложью со стороны церковного представительства, так долго и уже привычно продолжающееся.