«В детстве и отрочестве, — писал ты одному из твоих сподвижников-пастырей, — я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел, что времена не те и не придется переживать то, что они переживали. Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и чужих. Тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот Рубикон, границу, и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий радости и внутреннего покоя, он других влечет на страдания, чтобы они переняли то состояние, в котором находится счастливый страдалец. Об этом я ранее говорил другим, но мои страдания не достигли полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование самой смерти под якобы народные аплодисменты, людскую неблагодарность, продажность, непостоянство и т. п., беспокойство и ответственность за судьбы других людей и даже за самую Церковь.
Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос — наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее надо иметь нам, пастырям. Забыть свою самонадеянность, ум, ученость и дать место благодати Божией.
Странны рассуждения некоторых, может быть, и верующих пастырей (разумею Платонова): надо хранить живые силы, т. е. их ради поступиться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Вениамины и т. п. спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя. Теперь время суда. Люди и ради политических убеждений жертвуют всем. Посмотрите, как держат себя эсеры и другие. Нам ли, христианам, да еще иереям, не проявить подобного мужества даже до смерти, если есть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века?!»
Сколько возвышенной силы в этих кротких и смиренных словах, запечатленных твоею смертью!
Радостный, ты шел на крест, отвергнув последнее искушение «пожалеть себя для Церкви».
По завету Св. Апостолов ты не захотел высокомудрствовать о себе и предпочел душу свою положить за Церковь, вместо того, чтобы уклоняться в словеса лукавствия и ставить немощное человеческое выше силы и мудрости Божией.
И так как ты до конца прошел по стопам Подвигоположника, Он за верность и кротость освятил и возвеличил тебя, покорив под ноги твои самих врагов Церкви, вынужденных потом исповедовать перед людьми твои неповинные страдания и поклониться им.
Так исполнилось желание твоего сердца: ты обрел и жребий и венец страстотерпцев Христовых и смертно купил себе вечную жизнь.
Так же поступили и многие другие архиереи и священники Бога Вышнего, призванные пострадать за свидетельство, которое они имели (Отк VI, 9).
Когда начались дни огненного испытания для Церкви и Господь не восхотел принять от нас всесожжения и жертвы, они не стали советоваться с плотию и кровию, но, уразумевши Его волю, сами принесли себя в непорочное заколение (Евр X, 69). Вслед за Вечным Первосвященником и Ходатаем Нового Завета они вошли во святилище с своею кровию, да очистятся грехи людские (Евр IX, 12–15), ибо без пролития крови не бывает прощения (22). Среди искушений и мук эти истинные пастыри не оставили первую любовь свою (Отк II, 4), воспламенившую некогда их сердца желанием священства, и сохранили даже до последнего издыхания целым и невредимым залог, врученный им при рукоположении.
Славны ваши имена, мужественные страстотерпцы, которых ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни грядущее, ни высота суетных отличий, ни глубина уничижения — ничто не могло отлучить от любви Божией во Христе Иисусе (Рим VIII, 38, 39).
Ваш пример показал воочию, что «можно убить, но не победить священника Божия, держащегося Евангелия и сохраняющего заповеди Божии», как вещает нам один из древних священномучеников.