Новые мученики российские

Более вопиющее измышление трудно себе даже представить. Всем известно, что русское духовенство не только не принимало участия в создании злополучного дела Бейлиса, — но, наоборот, лучшие и ученейшие его представители боролись против кровавого навета на евреев. Тогдашняя юстиция долго металась в безнадежных поисках «благоприятного» эксперта в среде православного духовенства. Никто из них на эту роль не шел. Пришлось удовлетвориться пресловутым католическим ксендзом Пранайтисом, откопанным где-то в глубине Сибири и не поддержанным своими же единоверцами.

Мало того, православное духовенство открыто боролось с антисемитской демагогией в деле Бейлиса. Из той самой Петроградской духовной академии, питомцы и профессора которой ныне сидят на скамье подсудимых, явился на Киевский процесс один из виднейших ученых, профессор Троицкий. Он провел долгую, бескорыстную и самоотверженную работу по разоблачению той многовековой, кровавой легенды, на которой был построен процесс Бейлиса. Благодаря в значительной степени его мужественной борьбе за истину Россия не была опозорена обвинительным приговором по делу Бейлиса. И после всего этого обвинение позволяет себе укорять русское православное духовенство в создании Бейлисовского процесса.

«Я счастлив, — сказал защитник, — что в этот исторически глубоко скорбный для русского духовенства момент я, еврей, могу засвидетельствовать перед всем миром то чувство искренней благодарности, которую питает — я уверен в этом — весь еврейский народ к русскому православному духовенству за проявленное им в свое время отношение к делу Бейлиса».

Среди обвиняемых сильное волнение. Привлеченные к делу профессора Духовной академии и многие из обвиняемых духовных лиц не могут сдержать слезы.

После некоторого перерыва защитник продолжал свою речь.

Он объявил, что отныне защита строго замкнется в рамки дела, дабы не дать возможности обвинению искусственными приемами прикрыть полную фактическую необоснованность данного процесса

Охарактеризовав самую «технику» создания настоящего дела посредством чисто механического соединения отдельных производств и протоколов, ни по содержанию, ни по времени событий не имеющих ничего общего, Гурович восстановил со всеми подробностями историю возникновения дела.

Он обрисовал все прошлое митрополита, указав на те черты его характера и деятельности, которые уже известны читателям. «Одна из местных газет, — сказал он между прочим, — выразилась о митрополите (по-видимому, желая его уязвить), что он производит впечатление «обыкновенного сельского попика». В этих словах есть правда. Митрополит совсем не великолепный «князь церкви», каким его усиленно желает изобразить обвинение.

Он смиренный, простой, кроткий пастырь верующих душ, но в этой его простоте и смиренности — его огромная моральная сила, его неотразимое обаяние. Пред нравственной красотой этой ясной души, не могут не преклониться даже его враги. Допрос его трибуналом у всех в памяти. Ни для кого не секрет, что в сущности в тяжелые часы этого допроса дальнейшая участь митрополита зависела от него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немногое из того, что так жаждало установить обвинение, и митрополит был бы спасен. Он не пошел на это. Спокойно, без вызова, без рисовки он отказался от такого спасения. Многие ли из здесь присутствующих — я говорю, конечно, и о людях, на него нападающих, — способны на такой подвиг? Вы можете уничтожить митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мысли и поступков».

Далее Гурович очертил деятельность петроградского Общества православных приходов, положение местного духовенства, настроение верующих масс… Особенно подробно остановился защитник на главарях «живой церкви», в которых он усматривал истинных виновников и творцов настоящего дела. Он предсказывал, что советская власть рано или поздно разочаруется в этих — ныне пользующихся усиленным фавором — людях. Создаваемая ими «секта» не будет иметь успеха — это можно сказать наверняка.

Слабость ее не только в отсутствии каких-либо корней в верующем населении и не в неприемлемости тех или иных ее тезисов. В истории бывали примеры, что и безумные в сущности идеи и секты имели успех, иногда даже продолжительный. Но для этого необходимо одно условие. «Секта всегда представляет в начале своего возникновения оппозицию, меньшинство, и притом гонимое большинством. Героическое сопротивление большинству, власти, насилию, часто увлекает массы на сторону сектантов, «бунтарей». В настоящем случае далеко не так.