Новые небеса

   Имя было ненастоящее, но какая разница. Он назвал свое. Когда официантка принесла ликер с шариком мороженого, Холен ощущал тело дарайки совсем рядом, Гивейя буквально притиснулась к нему бедром. Она слишком напориста; Холену стало не по себе. Возбуждение схлынуло. Пить меньше надо. Алкоголь слишком расслабил мышцы. Холен ощутил запах духов, смешанный с пряным -- не то пот, не то дезодорант; он видел темные подкрашенные соски, едва прикрытые прозрачной тканью, он знал, что все будет так же, как уже было, было не раз -- и внезапно его затошнило. Он отодвинулся. Видно, поняв, дарайка коротко вздохнула.

   - Ты дейтрин?

   - Да. Не видно, что ли?

   - Видно, но мало ли... - она занялась своим ликером, - ты симпатичный.

   - Ты тоже, - великодушно сказал Холен. Он знал, что будет дальше: они поговорят немного и начнут обниматься. Поедут к нему или снимут здесь кабинет. Они переспят. Он оставит немного денег. Она не профессионалка, она просто любит приключения. Но деньги не помешают. Возбуждение в конце концов придет, никуда не денется. У Гивейи наверняка большой опыт и пройденный курс обучения за плечами.

   - Тебе сколько лет?

   - Двадцать, - сказала она, - может, тебе еще идентификатор предъявить?

   - Нет, зачем... мне просто интересно. Ты училась в интеграционной?

   - Я закончила классическую. В прошлом году, - сообщила девица. Холен посмотрел на нее с некоторым уважением. Не дура. В этом проблема вангали -- секс-то с ними феерический бывает, только вот получается -- как с живой резиновой куклой. А здесь -- человек.

   - Молодец... а дальше ты куда хочешь?

   - Скучный ты, дейтрин... - буркнула девица, - ну на художника я учусь. Дизайнер рекламы.

   Холену вдруг стало интересно. Он отодвинул бокал.

   - А ты знаешь, и я ведь тоже художник... был. А почему ты решила? Рисовать любила в детстве?

   - Ну я умею. Чего. Хорошая специальность, кусок хлеба... - девушка дернула плечиком, - а чего ты из Дейтроса свалил?

   - Так получилось, - сказал Холен. Большинство дейтринов здесь -- эмигранты. Пусть она и дальше принимает его за такого. Не рассказывать же...

   - А что, у вас там правда за анекдоты расстреливают?

   - Чего?

   - Ну говорят, кто-нибудь там пошутит не так, и того... Верс...

   - Бред какой-то, - сказал Холен, - хочешь еще ликера?

   - Давай. Нет, давай ананасовый... А почему ты говоришь -- был художником? А сейчас кем работаешь?

   - Да так, в оборонной промышленности, - неохотно сказал Холен. Помолчал и добавил, - потому что я давно уже не художник. Не могу. У тебя так бывало -- что не можешь?

   - А чего там не мочь?

   Ананасовый ликер был прозрачным, золотисто-желтым, и лампа над столом отражаясь, плавала в нем, как луна.

   - Трудно объяснить. Но без этого жить... очень тяжело... ты бы смогла?

   - А чего там не смочь?

   Глаза полнились недоумением, но вот что оттуда ушло -- профессиональное выражение. Холен вздохнул.

   - Не могу я тебе это объяснить... ты, видно, другой художник. Слушай, а вот скажи -- неужели человек должен быть героем? Можно от него этого требовать?

   - Нет, конечно. А от вас там требуют, что ли?

   - Да, - Холен кивнул, - нас там этому учат. Но не у всех получается.

   - Ну и маразм там у вас, - искренне сказала Гивейя.

   - Да. Ну не всех заставляют, нет... Но если ты, например, художник... вообще -- гэйн. Понимаешь?

   - А ты был гэйном, что ли?!

   - Да. Пятнадцать лет, - признался он. Девушка вздрогнула и чуть отодвинулась.

   - Да ты не бойся... я уже давно оттуда ушел.

   - И что, от вас требовали быть героями?

   - Наверное, все-таки нет, - задумчиво сказал Холен, - не требовали. Но понимаешь... просто так получается. Никто не требует. Вот сейчас же от меня никто ничего такого не требует. Вернее... я не знаю, кто это требует! Но получается так, что действительно: для того, чтобы просто творить, надо быть героем. Нельзя быть обычным, простым человеком. Недостаточно. Надо быть героем. Слушай, Гива, скажи мне, разве это справедливо?

   - Не знаю, - сказала она. Холен посмотрел на девушку. Она же ничего не понимает. Зачем он ее грузит вообще?

   Ему стало вдруг легче. Он потянул дарайку к себе. Усадил на колени. Гивейя коротко засмеялась и хищным живым боа приникла к его шее. Теплые соски коснулись кожи.

   Ничего. Он будет жить. Он будет жить и с этим. Ведь Тилл как-то приспособился -- так же сможет и он.

   Возбуждение медленно нарастало, и уходила тоска.

   В Кейвор-Мин приехали к полудню. Погода будто специально разошлась, небо развиднелось, засветилось голубизной. Замок смотрелся, как на рекламной открытке -- среди невысоких, лилово-дымчатых гор, парящий на облачной подушке над рыжевато-черным зимним лесом.

  -- Летом мы еще раз приедем, - сказал Кельм, наклонившись к уху Ивик. Его дыхание легко щекотало шею, - летом в зелени тоже интересно смотреть, и парк там красивый...