Новые нетерпеливые истории

— Вчера я закусил учительницей и несколькими её учениками. Точную цифру назвать не могу они — просто крохи в этом возрасте.

— Но вы не съели весь класс целиком? — спрашивает доктор очень серьёзно.

— Нет, — отвечает больной. — Кое-кого я оставил на полдник. А на ужин я сделал сэндвич с жандармом и двумя директорами завода. На десерт была прима-балерина. В пачке.

— И всё? — вопрошает врач.

— Да, — подтверждает людоед.

— Вы уверены? — продолжает доктор. — Подумайте хорошенько.

— А, точно! Вспомнил! — восклицает людоед. — Проходя по лесу, я поел немного земляники.

— Теперь всё ясно! — заключает врач. — Всё дело в землянике!

— Думаете, это опасно? — беспокоится людоед.

— Вовсе нет! — подбадривает его врач. — Вот, выпейте этот порошок, и через полминуты всё пройдёт.

— И не надо садиться на диету?

— Ни в коем случае. Питайтесь как обычно. Но постарайтесь воздержаться от земляники и лесной малины!

— Ах, доктор, спасибо большое! Спасибо!

Тут к людоеду возвращается былой аппетит. Он быстро надевает ботинки, куртку, хватает доктора и проглатывает его одним махом.

Я тебя лубью

У всех есть подружки. А у меня есть врагиня. Её зовут Вирджиния. Мы знакомы ещё с детского сада. Но раньше её словно не было. Теперь всё иначе. Я думаю о ней постоянно. Даже ночью, когда сплю.

Я её ненавижу. Она уродливая, просто безобразная, как из фильма ужасов. У неё светлые кудрявые волосы и большие голубые глаза, глаза цвета жидкости, которую наливают в унитаз.

Каждый день я пишу ей записки. Не ласковые слова, а грубые, например: «Неуклюжая супница, оставайся в своём буфете». Или: «Грязный слизняк, хватит ползать по моему салату». Она отвечает мне на почтовой бумаге зеленого, как шпинат, цвета, спрыснутой жавелевой водой и с нарисованными скелетами.

Когда мы строимся парами, я встаю за ней, чтобы ставить ей подножки на лестнице. А она по три раза оборачивается и щиплет меня за ноги. Больно, кстати.

Это первая в моей жизни девочка, которую я так ненавижу. Я буду ненавидеть её всегда, уверен, даже через десять лет, когда вырасту. Интересно, а тогда она ещё будет думать обо мне? В прошлый четверг она подралась с Фредериком. Перед всеми схватила его за нос и потянула с криком: «Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!»

Я чуть не умер от ревности, но сделал вид, что ничего не слышал. Иначе она бы обрадовалась. Из мести я не обращал на неё никакого внимания, когда мы вошли в класс. Я даже ей улыбнулся — пускай думает, что я её больше не ненавижу. На уроке математики я отправил записочку Рашель, девчонке, которая сидит с ней за одной партой. Я написал: «Рашель поела вермишель, потом поела вшей, теперь поест мышей». Я специально промахнулся, чтобы записка упала на стол Вирджинии. Она побледнела.

После урока она за мной побежала. Я тоже бежал, но она меня всё-таки догнала и вонзила ногти прямо мне в руку. Я не защищался. Она чуть не умерла от ревности и прокричала прямо мне в ухо:

— Давай, скажи мне, что ты меня ненавидишь! Скажи!

И тут я заорал ещё громче, чем она:

— Нет! Я никогда тебя не ненавидел! Наоборот, я тебя люблю! Люблю!

Она не ответила. Отвернулась. Я увидел, что она заплакала. И тогда я дал ей пинка. Чтобы успокоить.

Холодильник

Они говорят, что я написал в кровать. Но это неправда. Кровать — чтобы спать. Она действительно мокрая, но я туда не писал.

Я сто раз объяснял, но они не верят. Только смерят строгим взглядом и говорят, что я болтаю ерунду.

Это что — моя беда, если в мире одна ерунда?

Как-то ночью, например, я проснулся от голода. Встал, чтобы посмотреть, осталось ли немного шоколадного торта. Но когда я открыл холодильник, я чуть не упал в обморок. Там преспокойно расположились три снеговика, они сидели между сковородкой с мясом и миской с фруктовым салатом и смотрели на меня свысока.

— Так ты заходишь или выходишь, ягодка ты наша? — обратился ко мне один из них. — С открытой дверцей слишком жарко.

Поскольку я не реагировал, он дёрнул меня за руку, а его приятель захлопнул за мной дверцу.

Я не особо обрадовался, но они мне ничего плохого не сделали. Рассказали кучу историй, научили нескольким играм. Самая забавная игра — «Потяни морковку». Не буду объяснять правила, слишком сложные.

Потом снеговики для меня пели. Но поскольку они знают только колыбельные, я быстро уснул.

Меня разбудила веточка сельдерея.

— Поспеши, — сказала она. — Прошло уже пять часов. Надо возвращаться в кровать.

Я посмотрел вокруг. Три друга куда-то пропали. Но! Угадайте, что со мной приключилось? Я был с ног до головы в снегу, как настоящий снеговик. И снег меня согревал не хуже лыжного комбинезона!

Я вышел из холодильника и вернулся в комнату. Я с трудом шевелил ногами, чувствовал себя истуканом и скользил по плиточному полу, будто на коньках.

Потом я снова лёг в кровать. Я так устал, что сразу же уснул.

В семь утра папа разбудил меня с воплем: Лионель, что это такое? Ты снова описался! В твоём-то возрасте!

И правда, постель была совсем мокрая. Но я не писал, просто снег на мне растаял.

Я рассказал папе о том, что со мной произошло. А он, как всегда, не поверил.