Следующие годы Симонов, параллельно построению 3D моделей и оформлению чертежей, провёл воплощая свою мечту, пусть и лишь в текстовом виде. Каждая идея, которую он вынашивал с глубокого детства была воплощена в истории цвета сверхдержавы. Начиная от представления себя в образе Хрущёва и свалившегося ему богатства, в образе ноутбука со знаниями о будущем, заканчивая воплощением самых смелых, а чаще даже нелепых проектов и представлений о будущем в эпоху, которую застал Симонов. Развитие дирижаблей, сотовой связи, проекты Бартини, космическая сфера, хлорелла, идея исключительности и многое другое. Всё получало воплощение и имело успех в мире цвета сверхдержавы, превосходя самые смелые ожидания, пусть и вопреки законам физики и прочих естественных наук.
И насколько успешен цвет сверхдержавы был в своём вымышленном мире, настолько успешна была его история у читателей мира реального. Симонов быстро уловил настроения и желания своей аудитории, и дал ей то, что они хотели, пусть в отдельных эпизодах ему и пришлось пойти против своей воли. Симонова очень злило доброжелательное отношение современных людей к личности Сталина, но в истории цвета сверхдержавы Хрущёв не стал очернять его личность. Наоборот, он там его даже в мавзолее оставил. Правда сделал это не из уважения, а прагматичных целей используя отношение народа как инструмент. По сути, в мире реальном Симонов поступил аналогичным образом, что ни его, ни альтернативного Хрущёва не сильно волновало.
Симонов и альтернативный Хрущёв сполна оторвались на личности Берии, которого Хрущёв уже реального мира всё же смог лживо очернить настолько, что по сей день люди верят в эту грязь. Сам Симонов не был исключением. Он искренне верил всей чернухе, связанной с Берией, даже если та была откровенно нелепой и не имела доказательств. Пусть Симонов никогда не читал имён британских агентов с которыми Берия выходил на связь, не видел фотографий сейфа с трусами изнасилованных Берией жертв и камнедробилку в которую Лаврентий Павлович бросал тела, но он верил в их существование и его совершенно не смущало, что такие важные улики точно были бы задокументированы, а при Хрущёве массово распространены и может сохранились бы до сего дня. Ничего подобного. Симонов его ненавидел ничуть не меньше, чем Хрущёв в своё время. Даже то что Берия был куратором успешной ракетно-космической программы, а Симонов был всегда за развитие космоса, не спасло Берию от его очернения. К планам «Третьего Рейха» развития космических технологий Симонов относился с восхищением. К космической программе капиталистических США, с уважением и даже из желания к ней примазаться закончил историю цвета сверхдержавы совместной советско-американской экспедицией на Луну. Про современную космическую программу штатов он думал только хорошее, считая, что за ней будущее. Но к Лаврентию Павловичу Берии, который был непосредственно причастен к успешному старту космической программы СССР реального мира, эта тенденция не распространялась.
Впрочем, Симонова такое лицемерие не сильно волновало, равно как и его аудиторию, восхищавшуюся историей цвета сверхдержавы и его автором. Находились даже такие кто называли этот фанфик историчным-академичным; хотя исторической достоверности в нём даже меньше, чем в фильме «Бесславные ублюдки». Симонов не спорил с этими утверждениями, хотя они его забавляли и раздували ЧСВ. Распихиваешь в тексте отсылки на реальные события, подгоняешь даты, оставляешь снизу глав сноски с пояснениями, и даже если в них утверждается историческая белиберда, им всё равно верят. Приём известный под словом софистика оказался сверхэффективным. Симонову очень нравились такие наблюдения и авторские приёмы. Ему нравилась его аудитория, которую он сравнивал со стадом ягнят, а себя, с тем, кто их пасёт знает, как заставить их замолчать. Нравилась лёгкость, с которой он манипулировал своими читателями вызывая у них восхищение (это напоминало его детские игры с насекомыми) постепенно подводя к идеям, которые разделял, в основном крайне праворадикального толка.
Последнее дошло до апофеоза в написанном Симоновым ответвлении истории цвета сверхдержавы, которому он дал незамысловатое, но не менее гордое пышущее самомнением название — Невероятные союзники.