Новые письма Наполеона

Новые письма Наполеона

Письма Наполеона к Mapии-Луизе оказались «главной сенсацией книжного сезона». Французское правительство заплатило за них на аукционе у Сотби огромную сумму, показывались они на особой выставке в Национальной Библиотеке и теперь появились в печати в образцовом издании, с примечаниями Луи Мадлена, одного из лучших знатоков эпохи.

Сенсация достаточно понятна. Все историки в течение целого столетия считали эти письма потерянными, предполагалось, что Мария-Луиза их сожгла. По необъяснимой случайности, никому из исследователей не пришло в голову искать их там, где они, собственно, скорее всего и должны были находиться, — у потомков императрицы. Как известно, Мария-Луиза вскоре после отречения Наполеона сошлась с австрийским генералом, графом Адальбертом Нейпергом (которого и большая публика знает по пьесе Сарду «Мадам Сан-Жен»). В 1821 году она тайно вышла за него замуж; еще задолго до того у нее родились дети, получившие имя и титул графов Монтенуово. Император Франц-Иосиф возвел их в княжеское достоинство. Правнук Марии-Луизы, князь Фердинанд Монте-Нуово, и продал теперь, при посредстве фирмы Сотби, письма Наполеона. Императрица их не сожгла, но, по-видимому, и не слишком ими интересовалась: в превосходной сохранности они пролежали 120 лет в ящике письменного стола Марии-Луизы. Быть может, князьям Монте-Нуово до сих пор не были нужны деньги; а может быть, они и сами не знали, какая драгоценность находится в их владении.

Сенсация усугубляется тем, что собственноручных писем Наполеона нам вообще известно чрезвычайно мало, император неизменно всё диктовал секретарям. Общее число оставленных им писем превышает 25 000, — вероятно, это мировой рекорд. Но, за редчайшими исключениями, всё это письма, писанные чужой рукою, подлинна в них только сокращенная подпись N или Nap. И вдруг сразу — 318 автографов Наполеона! Мудрено ли, что переполошились и Национальная Библиотека, и Французский Институт, и правительство. Деньги на покупку нашлись даже в нынешнее трудное время.

Для читателей сенсацией, пожалуй, будет совершенная безграмотность писем. Почти в каждой строчке Наполеон допускает грубейшие ошибки, — те самые, которые во Франции называются «ошибками консьержей». Это обстоятельство очень интересное. В 18 веке аристократы, получавшие обычно домашнее образование, часто были плохо знакомы с орфографией. Но Наполеон учился в Бриеннской и в Парижской военных школах, — нельзя допустить, чтобы он не знал правописания самых обычных слов. Он пишет «hiers», «un détaille», «mon ruhme», «je suis henrumé», «je suposse» и т.д. Думаю, что психофизиологи сделают из этого надлежащие выводы. По отдельным строкам можно предположить, что император пишет, не глядя на бумагу, погруженный в мысли, ничем с письмом не связанные. Скажу почти с уверенностью, что он ни одного из этих 318 писем не перечитал. И всё же повторение некоторых ошибок вызывает странное чувство: Наполеон пишет как иностранец. Француз, занятый другими мыслями в пору писания письма, может написать «bultin» (пропуск букв), может написать «tout le monde m’a thraï (перестановка букв, хоть и странная, если в подлиннике над i поставлены две точки). Но он не ошибется в роде слова, не скажет: «me est souci», «tu voiras», «il n’y attend rien» (в смысле: «ничего не понимает», — такое выражение встречается в письмах часто), не выдумает несуществующего слова, напоминающего французское: Наполеон, например, вместо armistiee неизменно говорит amenistice. По орфографии некоторых слов мы можем догадываться и о произношении Наполеона. В некоторой, хоть и очень незначительной мере, подлинники его писем заменяют нам граммофонные пластинки или звуковые фильмы.

При суждении о письмах по существу, надо твердо помнить, кому они писаны. За исключением Жозефины, Наполеон никогда никого не любил, да и Жозефину любил очень недолго. «Увлечений» у него было немало (и не очень много), но в применении к нему самое слово это вызывает невольную улыбку, — увлекаться в настоящем смысле слова он был органически неспособен. Многие историки, основываясь на каком-то его замечании, утверждали, что он был «влюблен» или даже «безумно влюблен» в Марию-Луизу. Пришлось бы признать, что он в нее влюбился заочно.