Бытует мнение простое, я даже сам его имел: в России со времен застоя не так уж много перемен. Все оппозиции протухли, народ спивается давно, интеллигенция на кухне, по телевизору – вообще, и все дрожат, сглотнув обиду, за свой убогонький уют, и лишь политбюро – для виду – администрацией зовут. Но хватит потешать планету. Я защищаю нашу честь: прогресса, может быть, и нету, но перемены все же есть! Я с ностальгирующим всхлипом могу сказать друзьям в пивной: «Еще когда она с Филиппом, я познакомился с женой!» В эпоху сбора чемоданов и общих бегств за рубежи там был какой-то Челобанов (куда он делся, расскажи?). А Болдин – при повторном путче: что только делалось в стране! Когда ж в России было лучше? Боюсь, при Вове Кузьмине... Кранты настали олигархам, у либералов бледный вид, а с ней, наверно, будет Галкин. Она его усыновит.
Итак, финал: Филипп уволен. Бог отомстил за Ароян. Но отчего я так доволен, таким восторгом обуян? Дела в России не ахти ведь... Но я утешен, господа: как видим, могут опротиветь они друг другу иногда. Не только нам, не только прессе, уже рехнувшейся слегка, не только телекритикессе, что обсмотрелась «Огонька»... Событье нынешней недели, что плавно движется к зиме, – «Они друг другу надоели!» Выходит, мы в своем уме.
Видать, не только мы устали от этих плясок на костях; от тех, что жирно тут блистали при всех режимах и властях, от тех, кто меньше год от года достоин прозвища Звезда...
Вот только с ними нам развода не даст никто и никогда.
МОСКОВСКИЙ МАРШ
Еще я помню времена, когда – почти в другую эру! – замоскворецкая шпана дралась с таганскими, к примеру; когда сплоченною стеной, весьма далекой от идиллий, новогиреевцы войной против лефортовских ходили... Те времена прошли, увы. И я почти не верю в сказку, что, мол, любой район Москвы имел особую окраску. И политически они делились по причинам ясным: окраины в былые дни симпатизировали красным, за правых – Университет, интеллигенцией обжитый, Аэропорт, с советских лет предпочитаемый элитой, а также центр, само собой. Наш город густонаселенный был разноцветным: голубой, багряный, розовый, зеленый... Но, слава богу, есть предел. Уже давно, единством бредя, наш город радостно надел цвета российского медведя. И я, москвич, сегодня горд, что монолитно и сурово Таганка и Аэропорт, Новогиреево, Перово и Кремль – суровый господин над нашим несуразным краем – все голосуют как один. А кто «один» – мы тоже знаем.
Наш город наконец дорос до цельной, правильной элиты! Единоросс! Единоросс! В Мосдуму радостно иди ты!
Еще я помню времена, когда, посулы взяв на веру, за коммуняк была жена, а муж – за «Яблоко», к примеру; когда ходил на брата брат, крича в трагическом запале: «Продался, подлый демократ! Совсем страну разворовали!» Когда, бывало, сын и мать – она крута и отпрыск грозен – могли и стулья поломать, решая, кто такой Рогозин. Любая русская семья делилась яростно и четко: с женой часами спорил я, на мать мою ругалась тетка... Теперь период не такой. Любые кошки стали серы. В России мир. В семье покой. Исчезли даже адюльтеры. Довольно, знаете, толочь водицу в ступе. Всем неловко. Сегодня вместе сын и дочь, сестра, сноха, кума, золовка и дед в сиянии седин (на коже – старческие пятна) – все голосуют как один. А кто «один» – и так понятно. Закрыт мучительный вопрос, и разногласия забыты. Единоросс! Единоросс! Во власть московскую иди ты!
Еще я помню времена – лет пять назад или четыре... И в организме шла война покруче даже, чем в эфире! От страсти плавясь, будто воск, ища себе единоверца, «КПРФ!» – кричал мне мозг. «Нет, СПС!» – стучало сердце. Просил желудок срочных мер и предъявлял претензий тыщу: ведь при словах «ЛДПР» он извергал любую пищу... «За НБП!» – кричала пасть, ввергая родичей в досаду, а не скажу какая часть просила выбрать Хакамаду; и лишь седалище (на грех, ему-то слова не давалось) голосовало против всех, поскольку всех равно боялось. Но, к счастью, кончился разлад, уже почти грозивший моргом. Сегодня органы стоят стеною, как единый орган. Теперь ищите дурака – о смысле спорить, как когда-то... Сегодня сердце и рука, глаза, и печень, и простата, и мозг – суровый исполин, весьма обрадованный этим, – все как один! А тот один – и сам из органов, заметим.
Могуч плечами, как колосс, лицом красивей Афродиты – встал над Москвой единоросс. И мы кричим ему: «Иди ты!»
РУССКОЕ НЕДО