Новые порядки в Простоквашино

Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:

— Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?

— Да никто, — ответил Шарик. — Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.

— Вот это писатель! Вот это журналист — золотое перо! — ехидно восхищается кот. — А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?

— У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.

Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:

— Слушай, а краска у тебя осталась?

— Есть немного.

Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.

И вот процесс снова начался. Все как положено:

— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.

Судья спрашивает:

— Ну что, нашли вы соответчика?

— А зачем? — отвечает Матроскин. — Дела то никакого нет.

— Как нет? — кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».

Судья Молоковозов тоже удивился:

— Почему никакого дела нет?

— А вы вторую полосу нашего забора читали?

— Нет.

— Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.

И выложил Матроскин несколько досок от забора.

А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.

Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.

А кот Матроскин ворчал:

— Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!

КАК В ПРОСТОКВАШИНО ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК (Глава девятая. Ложно-патриотическая)

Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:

— Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».

— Кого?

— Казаков, вот кого!

— Каких казаков? — спрашивает Матроскин.

— Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, — говорит Шарик.

— Почему ты так решил?

— Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.

— Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? — поразился Печкин.

Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.

— Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.

— Плохо они их гоняли, — ворчит Матроскин. — Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.

Тут Печкин взвился:

— А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.

— С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, — обиделся Матроскин. — Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.

— Ладно, ладно, — успокоил их Шарик. — Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.

— Что же ты предлагаешь? — спрашивает кот.

— Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.

— Да зачем? — спрашивает Печкин.

— Да затем, — кричит Шарик, — что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть!

— Хорошие мысли, — говорит Печкин. — Меня они убеждают.

И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать.

— А меня нет, — говорит Матроскин, — и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик.

— Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, — говорит пес. Он даже запел для убедительности: — Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…

— А я — станичный атаман Печкин! — обрадовался почтальон Печкин. — Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить.

Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих:

— А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю.

Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.

Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской.

Дядя Федор потом спросил.

— Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично.

— А потому что сначала казаки — это очень прогрессивно, — ответил Матроскин — А потом все по-другому оборачивается.

— Это как по другому?

— А так. Наш Шарик сейчас — Шарик как Шарик. А как только он нагайку в лапы возьмет, он сразу другим сделается. Он сразу один нехороший лозунг выбросит.

— Какой нехороший?