Новые порядки в Простоквашино

– Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика.

Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:

– Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?

– Да никто, – ответил Шарик. – Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.

– Вот это писатель! Вот это журналист – золотое перо! – ехидно восхищается кот. – А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?

– У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.

Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:

– Слушай, а краска у тебя осталась?

– Есть немного.

Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.

И вот процесс снова начался. Все как положено:

– Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.

Судья спрашивает:

– Ну что, нашли вы соответчика?

– А зачем? – отвечает Матроскин. – Дела то никакого нет.

– Как нет? – кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».

Судья Молоковозов тоже удивился:

– Почему никакого дела нет?

– А вы вторую полосу нашего забора читали?

– Нет.

– Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.

И выложил Матроскин несколько досок от забора.

А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.

Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.

А кот Матроскин ворчал:

– Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!

КАК В ПРОСТОКВАШИНО ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК (Глава девятая. Ложно-патриотическая)

Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:

– Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».

– Кого?

– Казаков, вот кого!

– Каких казаков? – спрашивает Матроскин.

– Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, – говорит Шарик.

– Почему ты так решил?

– Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.

– Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? – поразился Печкин.

Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.

– Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.

– Плохо они их гоняли, – ворчит Матроскин. – Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.

Тут Печкин взвился:

– А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.

– С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, – обиделся Матроскин. – Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.

– Ладно, ладно, – успокоил их Шарик. – Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.

– Что же ты предлагаешь? – спрашивает кот.

– Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.

– Да зачем? – спрашивает Печкин.

– Да затем, – кричит Шарик, – что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть!

– Хорошие мысли, – говорит Печкин. – Меня они убеждают.

И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать.

– А меня нет, – говорит Матроскин, – и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик.

– Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, – говорит пес. Он даже запел для убедительности: – Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…

– А я – станичный атаман Печкин! – обрадовался почтальон Печкин. – Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить.

Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих:

– А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю.

Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.

Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской.

Дядя Федор потом спросил.

– Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично.

– А потому что сначала казаки – это очень прогрессивно, – ответил Матроскин – А потом все по-другому оборачивается.

– Это как по другому?