Новые праздники

В этой песни речь шла подсознательно о все той же глупой, вот-вот должной кинуть меня, Имярек. О том, как некая девочка-лирическая героиня живет на земле, и все как всегда хуево и печально, но вот есть у нее, у девочки, в душе некий топографический образ. Светлый ли, темный ли, не ведает героиня, но влечет он ее невъебенно, словно Мекка иных добросовестных мусульман. Есть там и еле заметное указание на то, что вроде она как бывала уже в этом «маленьком городе», а может и нет. Но нет никаких сил забыть этот образ из снов, образ города, который ей снится, и в котором она всякие там клевые, «мощные», как говорит Имярек, сны видела. Образ загадочного и трепетного, может быть даже околоэротического сна, в котором ей снится «маленький город», в котором ей снится сон о том же самом «маленьком городе», в котором снятся такие сны. Короче, такая фишка, как с кувшинами Магомета, про архетип взаимопроникновений всего во все, и про то, о чем в русских сказках говорится, что, мол, в том ларце заяц, а в зайце утка, а в утке яйцо, а в яйце игла, а на острие иглы смерть, которая хуй проссышь, чего она такое есть вообще.

И очень нравилось мне, что текст простой-простой, как четыре копейки, по сравнению, конечно, не с Ларисой Черниковой, которая мне, кстати, искренне нравится, а со всей мрачной культурологической подоплекой, изложенной выше. И ритмика такая прикольная была, изначально отсылающая к латинским джазАм, небезысвестным нашему, блядь, народу. И мелодийка была такая полиритмичная в рамках четырёх, заметьте, четвертей, похожая чем-то, как я потом подумал, на мелодийку суперхита, на который кто только потом римэйков не делал. А сама эта мелодийка, как уже сильно потом я узнал, принадлежала все той же, ещё незнакомой мне тогда, но замечательной Сьюзан Веге. Вы, наверно, не понимаете, о чем я говорю. Я бы вам напел, вы бы сразу вспомнили. Эту мелодийку все знают. Но, увы! Литературка — не музычка!..

И вообще такая там была общая аура, как в возникшей несколько позже и столь поразившей меня песенке Кристины Орбакайте «Без тебя», где, кстати, тоже про город и про девочку, которая такая маленькая в этом грозном безучастном городе, такая охуевшая, такая одна-одинешенька, такая маленькая опять же, а город такой большой, что он совсем не полонтин, а опасность. Того гляди — проглотит бедную беззащитную девочку. Ужас! И вообще я вам обещаю, что к этой Орбакайтиной песенке мы вернемся ещё несколько позже. По разным причинам. Многое проиллюстрирую я вам ещё.

XLII

В конце марта-месяца, и в конце нашего последнего с Серегой евроремонта случилось то, о чем я давно уже к тому времени подсознательно и околосексуально мечтал, и что впоследствие стало, как я и боялся предвидеть, одной из причин почти полной потери моей веры в себя.

Давно уже, что называется загодя, обрабатывал я Дулова, прекрасно при этом понимающего, что я занят не чем иным, как именно «обрабатыванием», но позволяющего мне это по причине своей душевной широты, на предмет того, а нельзя ли, мол, вот Серегу нашего звукорежиссером устроить к Андрею Бочко на студию. Я, конечно, не говорил прямым текстом, но постоянно вдохновенно пел, что Серега — звукорежиссер от Бога, что уши у него золотые (что, кстати, правда), как и руки, и он, Серега, талантлив, как я не знаю, и что ему бы только дать шанс попасть в тусовку — он, бля буду, таким бы мог стать звукорежиссером, каких немного, ей-богу.

Этими восхвалениями я преследовал несколько целей, или не преследовал, а потом придумал, чтобы ещё более себе меркантильным и расчетливым в своих же глазах казаться говном, не помню.

Но, во-первых, я и впрямь так тогда… да и сейчас считаю. Во-вторых, очень меня грузил в то время тот неописуемо крупный объем всего того хорошего, что сделал мне за всю нашу совместную мысле- и жизнедеятельность Сережа. Казалось мне, что настал мой час отдавать сполна неафишируемые как таковые долги. Потому что, как я правильно рассудил, если мне удастся косвенно повлиять на всю будущую серегину жизнь, причем в том направлении, которое было тогда желаемым для него самого, то вроде как я буду чувствовать себя независимей и необязанней, не говоря уж о том, что всегда приятно сделать добро человеку, который этого, блядь, добра так много сделал тебе. В том, что Серега приживется на бочковской студии и станет там более чем своим человеком, на которого, не пройдет и трех месяцев, (как оно все и случилось!), все будут расчитывать больше, чем на себя самоих, я не сомневался ни единой секунды и обходными путями Дулушку заранее за Серегу настраивал.

Ну, а в-третьих, ужасно мне хотелось, чтобы мои самые, пожалуй, близкие из мужиков друзья, эти мрачные тупые зодиакальные тельцы с ранимой, блядь, душой, подружились и между собой. Ибо не имея ранее близкого знакомства, они, будучи тельцами и обоюдояркими баранами от искусства, друг друга конечно же подсознательно ненавидели по ряду слишком простых, очень понятных всем нам, дилетантам психоанализа, причинам.